— Ты, — ухмыльнулся я.
— Вот и не морочь мне голову. Вместе с разводом ты потерял новогоднюю птичью карточку — твоя вина. Проштрафился. А теперь еще собираешься мне платить. И как это называется? Я тебе друг или кто?
Он схватил меня за воротник, прошептал на ухо с мнимой угрозой:
— Бутылку красного поставишь, понял? А главное вот что: никогда больше не сомневайся в нашей дружбе, иначе у меня случится приступ, и я заболею по твоей вине; буду лежать прикованный к постели, словно Спящая красавица, и тогда, чтобы спасти меня, разбудить то есть, тебе, Кирчик, придется поцеловать меня в губы, а это ужасно. Нет, не думай, я — не гомофоб, но даже если я очнусь после приступа психосоматического заболевания, подумай, что останется от нашей дружбы, когда между нами будет стоять поцелуй?
Игорек любит нести ахинею с серьезным видом. За это я его и люблю. Мы захохотали. Потом Игорек поежился и сказал виновато:
— Ты, Кирюш, прости, но мне пора. Начальство голову отвернет. Напрочь. У нас усиление. Мясные банды совсем обнаглели, фермеров шерстят, а те защиты требуют. Продукты отказываются поставлять. Вот и…
— Так плохо? В газетах читал, что передвижение бандформирований под контролем военных и милиции.
— Какой там под контролем. Ладно, потопал я!
— Давай, — кивнул я. — Нет, погоди. Что насчет Нового года? Не подумал еще? Придете? «Голубой огонек», шампанское, пьяные песни в обнимку до самого утра?
Он покачал головой, забираясь в кабину:
— Без вариантов, Кир. Моя суженая настолько сузилась, что хочет дома праздновать. К тому же малой разболелся, так что прости, но и тебя пригласить не сможем; сами в одиночестве новогодничать будем.
— Чего уж там… — пробормотал я.
Стало тоскливо. Пакет с дохлой, искусственно доведенной до полного отупения курицей оттягивал руку ненужным грузом. Перспектива есть птицу-идиотку казалась теперь утонченным издевательством над человеческой природой.
— Да не переживай ты так! Познакомься с девчонкой, соблазни ее жареной курочкой — и порядок! — Игорь подмигнул мне.
М-да…
Я постоял несколько минут у подъезда, провожая взглядом Игорев фургон, покурил, примостившись прямо на перилах, повспоминал, как водится, прошлое.
Вспоминались почему-то не студенческие годы и знакомство с Игорем, а школа.
В одиннадцатом классе я мог лишиться девственности. По тем временам считалось, что запаздываю: мои одноклассники почти все уже успели вкусить «плод любви» и по этому поводу ходили важные и рассказывали байки, приправленные матом и физиологическими подробностями. Травили их, байки эти, в самодельной курилке — школьном туалете.
Может быть, врали, не знаю. Я врать не умел, поэтому выход был один — найти подходящую персону, соблазнить ее, а на следующий день рассказать парням о приключении, важно докуривая бычок и с независимым видом поплевывая в унитаз.
Через неделю идея стала навязчивой, я приставал к девчонкам с предложением встретиться: в кино пойти, то-се. Вскоре они от меня шарахались все как одна. Я впал в отчаяние, но в это время к нам перевели новенькую: раскрашенную косметикой, будто индейскими узорами, толстоногую блондинку, которая разговаривала прокуренным голосом и носила или мини-юбки, или аляповатые, как у проститутки, обтягивающие брюки, расклешенные книзу — по тогдашней моде. Кроме того, Леночка, так звали новенькую, совершенно не признавала лифчик, в чем признавалась вслух, и не только девчонкам. Лифчик, доказывала она, явление крайне вредное и неприятное во всех отношениях; достоинства лифчика, мол, преувеличены крупными корпорациями, которые производят женское нижнее белье. А корпорациям верить нельзя: ни за что и никогда. В них все зло этого мира.
Еще Лена рассказывала, что первый сексуальный опыт приобрела с доберманом, а второй — с немецкой овчаркой. Девчонки, услышав Лену, заметно бледнели и бежали в туалет; я сам едва сдерживал тошноту. Лена закатывала глаза и употребляла такие словечки, о значении которых даже думать можно было только со стыдом.
Парни таращились на Ленку, как на первобытное чудо, а девчонки старались обходить ее стороной и ненавидели новенькую втихомолку. Любви к ней не прибавляло и то, что на уроках Лена частенько царапала кожу на ладони тупым брилеттовским лезвием, царапала не просто так, а рисовала самые разные непотребности, содержание которых было связано либо с эротикой, либо со смертью. Царапала не молча, а нашептывая под нос некие фразы на латыни. Так как Леночка сидела на последней парте, учителя ее бухтения обычно не замечали (или притворялись, что не замечают), а вот соседи все слышали. Одна девчонка, Маришка Светова, даже пересела в конце концов: испугалась сатанинских заморочек новенькой. Слышал, что теперь Светова в церкви прислуживает и даже ночует в сторожке неподалеку, а на стенах вокруг ее кровати — сплошь кресты красного дерева, «Моментом» приклеенные; и с потолка они свисают гирляндами, закрепленные на чугунных цепях; и под жесткой подушкой они, и под матрацем. Представьте принцессу на горошине, которой мешают спать треклятые бобы, а куча крестов, наоборот, помогает.
Впрочем, не думаю, что Ленка была хоть каким-то боком связана с Князем тьмы, скорее всего, просто привлекала внимание.
А самое главное и удивительное, Леночка, по ее же словам, училась в одиннадцатом классе энный год подряд! Представить сложно, как можно остаться на второй год в одиннадцатом классе, но Леночка проворачивала это не раз и не два. Папаша у нее был не самый бедный; может, он постарался, зная репутацию дочки. Пусть, мол, учится в школе, потому что в ином случае ей прямая дорога на панель.
Хотя зачем дочери богатого папаши идти на панель, я представить не мог.
В школе Лена шла на поводу у гормонов. Количество историй в курилке удвоилось, и, судя по глупым восторженным улыбкам одноклассников, на этот раз все как одна были правдивые.
И я решился. Подкатил к Леночке после урока, облокотился о парту, наблюдая, как она подводит черным карандашом пухлые алые губы, покрытые маленькими сексуальными трещинками, и сказал, уставившись в окно:
— Лен, а давай сегодня вечером в кино сходим и оттянемся там не по-детсц-цки, — и замер в тот же миг от беспринципной наглости своей.
— Презерватив не забудь, — ответила Лена, строго взглянув на меня. — Правила пользования резиной знаешь? Если не знаешь, спроси у физрука, он в эротических делах профи, сама убедилась.
Я покраснел как рак и бочком, наступая на ноги одноклассникам, вернулся за парту. В голове царило полное смятение; я, пожалуй, не рад был уже, что пригласил Лену на свидание. Дело в том, что в мыслях я надеялся, что первый раз это дело у меня будет все-таки с любимой девушкой; я даже придумывал, как дело будет происходить и где (впрочем, обычно выходила полнейшая ерунда, потому что, несмотря на обилие телевизионной и книжной информации, я слабо представлял, что именно надо делать). А тут такое!
