— Градус хороший. Согреешься.
— Варежки бы лучше теплые дал, — зло бросил Ионыч.
— Звиняй, дружище, лишних варежек в наличии не имеем.
Ионыч, не думая о вредных последствиях для организма, выдул полфляжки, потер руки и с новыми силами схватился за кирпич. Какой-то особо наглый мертвяк добрался до западного окна и стал стучать по стеклу пухлыми ладонями. Ионыч хорошенько прицелился и кинул кирпич серому в затылок. Мертвяк охнул, выплюнул зубы под давлением кирпича и разлился серой лужицей, а лужа впиталась в снег.
— Я детей раньше не особо защищал, — признался Ионыч Светослову. — Не люблю я детей, если честно, нет в них какой-то взрослой жилки. Может, просто не понимаю их. Вижу в них рабочий инструмент для уборки дома — и только.
Светослов успел напиться в хлам и слова Ионыча воспринимал долго, да так до конца и не воспринял. Зато у него в ружье остался один патрон: он берег его для какого-то особенного серого.
— Стреляй, Светослов! — кричал дядь Вася с восточной стороны крыши. — Чего медлишь?
Его поддержали на юге крыши худой мужик с бидоном и толстая женщина с кочергой:
— Давай, Светослов! Удиви нас точным снайперским выстрелом!
— Нет! — Светослов приложился к бутылке и прицелился в бродивших вокруг садика мертвяков. — Я пулю для особенного мертвяка берегу, вам меня не уговорить!
— Да ты напился, Светослов! — закричали с севера крыши. — Какого, к дьявольской бабушке, особенного? Мы тут детей спасаем, не до твоих пьяных игр!
— А я что, по вашему мнению, делаю? — буркнул Светослов, пошатнулся и чуть не свалился с крыши: Ионыч успел удержать его за воротник.
— А ты, когда пьяный, и не картавишь вовсе, — удивленно заметил Ионыч.
— Твоя правда, Мамоныч, — буркнул Светослов. — Такое вот странное воздействие оказывает на мою речь алкоголь.
— Ионычем меня кличут! — злобно выкрикнул Ионыч. Он уже пожалел, что спас Светослова от неминуемой гибели.
Мертвяки долго не решались зайти за ограждение, что-то обдумывали малоумными своими головами. Двор обильно покрывали кирпичные осколки и голубые искры: зрелище показалось Ионычу завораживающим.
— Не взять вам детей! — закричал дядь Вася, крутя серым дулю. — Выкусите-ка!
— Долго ли мы тут продержимся? — в пространство спросил большеносый рыжий мужик в волчьем полушубке. — Померзнем, ночь скоро. — Рыжий увидел Ионыча и протянул ему руку:
— Велтист, рад знакомству.
— Ионыч, — сказал Ионыч и предложил: — Может, в здание спустимся? Там теплее.
— Там кроме детей воспитатели и еще куча беззащитного народу, — сказал Велтист. — Нам велено нести дозор наверху.
— Нельзя исполнять всё, что велено, — заметил Ионыч. — Иначе получается тоталитаризм.
Велтист постучал по груди:
— Сердцем велено. А это, брат, самое справедливое на свете веление.
Дядь Вася носился по крыше как угорелый: добрым словом да крепкой настойкой подбадривал отчаявшихся. Когда алкоголь во фляжке кончился, дядь Вася через чердак спустился в детский садик и спустя пять минут вернулся с авоськой, полной звонких бутылок размера ноль-пять.
— Живем, ребята! — закричал. — Теперь и ночь протянем запросто!
— Что за садик такой? — возмутился Велтист. — Они там детей спаивают, что ли? Несправедливо это!
— Воспитатели для праздника хранили, — тихо объяснил дядь Вася, вручая рыжему бутылку. — Ты не переживай, Велтистик, дружище, выкрутимся. Мы и с Есениным связались и с Лермонтовкой — помощь через пару часиков прибудет, если не раньше. Главное, крепость духа хранить!
— Да я-то что? — буркнул Велтист, крупными передними зубами откупоривая бутылку. — Я не против: главное, чтоб по справедливости было. Кто там внизу остался? Может, по очереди с ними дозор понесем?
Дядь Вася покачал головой:
— Да что ты такое говоришь, Велтистик? Там бабы одни да хлюпики — не выдюжат они. Мы, в сравнении с ними, древнерусские богатыри.
— Скажешь тоже, — хмыкнул польщенный Велтист.
— Дядь Вася! — позвали с востока крыши. — Тащи бухло, трубы залить надо в самом срочном порядке! Не зальем — смерть!
На юге крыши захохотали.
— Бегу-бегу! — отозвался дядь Вася, хватая авоську. Едва не поскользнулся, но расставил руки и устоял.
— Может, коктейлей Молотова наделаем? — предложил кто-то c севера крыши. — А, мужики? Бутылок-то полно!
Тетка с кочергой подбоченилась:
— Ишь чего надумали! Пожечь инвентарь собрался? А ты пороги инстанций оббивал, чтоб нормальную мериканскую детскую площадку сделали? Ты два дня в очереди стоял, чтоб хорошую тальянскую горку выделили? Ты перед сявками в районо унижался, архаровец желторотый, чтоб ребятишкам было где играть?!
— Дуська, ну тебя! — заорали с севера. — Хорошую идею опорочила!
— Я тебя сейчас кочергой опорочу! — Дуська замахнулась. — Перешибу, мало не покажется!
Мужчины невесело засмеялись. Тут на востоке случился неожиданный прорыв: серые прогрызли забор и полезли во двор. Двигались они, слава богу, медленно: потратили все силы на прогрыз забора, и их без труда закидали кирпичами. Светослов бегал по краю крыши и с самым серьезным видом целился в мертвяков из ружья, но так и не выстрелил.
— Давай, ребяты! — кричал Светослов. — Так их! Так!
— Сам-то че? — злились мужики. — Если не стреляешь, хватай кирпичи и вперед!
Светослов отмахивался:
— Не мешай! Я особенного мертвеца жду! Если кирпичи буду таскать, могу момент упустить!
Захохотали:
— Выкрутился змеёныш!
— Скользкий цукан!
Восток отбили, и тут прорыв случился на юге. Мертвяки поползли на крышу по широкой — в два обхвата — ветке дуба, росшего у самого забора. Дуська орудовала кочергой — любо дорого смотреть. Пятерым головы проломила, десяток с крыши скинула прямо на острые прутья. Ионыч по старинке размахивал лопатой; чуть запыхался, но двух мертвяков зашиб насмерть, отогнал еще нескольких. Светослов и тут выдал: бегал, серым чуть не в лицо целился, но не стрелял. Самый ловкий мертвяк схватил дядь Васю за ногу и едва не стащил с крыши. Ионыч вовремя вмешался: перерубил руку серого лопатой в области запястья. Мертвяк, размахивая покалеченной рукой, словно мокрой тряпкой, покатился к краю крыши, воткнулся головой в водосточную трубу и, с хрустом проломив черепицу, полетел во двор.
— Ай! — крикнули с юга крыши. — Ребятушки, помогите!
Обернулись: мужик с бидоном не уберегся: серые захватили его в полон и волокли брыкающееся тело по ветке.
— Ребятушки! — Безымянный мужик через силу повернул исцарапанное лицо, мутными глазами уставился на убегающую крышу. Выдохнул из последних сил: — Да как же вы так?
