— Садись. — Жоржи придвинул Алексу табурет. — Окно закрой, — обратился к Мареку. — И курить прекращайте. Устроили тут… хоть дюжину топоров вешай.
Алекс, презрительно дернув плечом, отпихнул табурет.
— Присел бы, раз все сидят, — проворчал из угла Томах. — Ишь, гордый. В ногах правды нет.
— У меня своя правда, — надменно процедил Алекс.
— Охотницкая? — ввернул язвительный Кори.
— Когда-то, Кори, — лицо Алекса смягчилось, — мы вместе искали способ одолеть чужака.
— Я помню. Но согласись, борьба с человеком-тенью и убийства людей — разные вещи.
— Не людей — целителей! — взорвался охотник. — Вы что, не понимаете?! Они связаны с чужаком, как марионетки с кукловодом! Они его солдаты, если хотите. Его маленькая армия. Поэтому их всех, всех надо раздавить, как мокриц! Этих двуличных гадин, этих… — Алекс затрясся, забрызгал слюной. — Надо связать чужака по рукам и ногам, лишить его глаз и ушей в нашем мире. Именно через целителей он вмешивается в нашу жизнь. Чем скорее мы их уничтожим, тем скорее закончится эта сволочная игра!
Кори пожал плечами. Как и другие, он не проникся пылкой и обличительной речью: слишком уж она походила на тщательно разыгранную истерику.
«Для кого он старается? — неожиданно прозрел Йозеф. — Кого хочет убедить? В чем? Или… обмануть?»
— Значит так. — Жоржи обвел взглядом мужчин, задержался на Алексе. — Мы тебя учить не будем, не маленький. Но здесь, в доме, будь добр, попридержать язык — не хочу, чтоб дети слышали. Я давно догадывался, что дело не чисто. Все эти твои длительные поездки, внезапные отлучки, сомнительные спутники, оружие в подвале…
Алекс недобро покосился на Йозефа, и тот, словно ребенок, застигнутый отцом за кражей варенья из буфета, отчаянно замотал головой: нет, нет, это не я. Разумеется, отец не поверит сыну, ведь улики налицо; и с гвоздя будет снят ремень с тяжелой пряжкой, дабы наказать воришку. Не виноват — не оправдывайся.
— …Но ты ничего не переносил на домашних, держал в себе, и я молчал. Можно сказать, покрывал тебя. Я хотел поговорить, всё выяснить. Да что-то мешкал, ждал — может, образумишься. И вдруг ты как с цепи сорвался. Какая муха тебя укусила?
— Ты прекрасно знаешь какая. Имя этого ядовитого насекомого я называл тебе полчаса назад. Целитель Влад Рост! Какого дьявола ты опять сворачиваешь разговор на него?!
— Тот парень, который ночевал у нас… э-э… позапрошлым летом? — уточнил Кори. — Его разыскивали какие-то люди, и ты с соседями присоединился к погоне. Не поймали, правда.
«Власть, — думал Йозеф, — просто ему нужна власть. Необходима. Он без нее не может. И… личные счеты к Владу Росту. По большому счету, ему плевать на целителей, подвернется — вздернет. Он ищет Влада. Игра никогда не кончится, земля не станет прежней. Я старый слепой дурак».
— …вскоре частенько стал уходить неизвестно куда. — Матеуш на диване хрустнул пальцами. — Теперь-то ясно.
— Не ваше дело, — внезапно успокоившись, сказал Алекс. — Вас это не касается. Вы бы и дальше жили, ничего не подозревая, не сглупи я так. Досадно, всего-то не переодел рубашку с погонами. Ну ладно, оставим лирику. Раз уж тебе, Жоржи, известно про оружие, возьму с твоего ведома треть боезапаса и кое-какую провизию, ее надо доставить в штаб-квартиру в Вышках. Зерно нынче дорого. Мешков пять выделишь, не поскупишься? — добавил саркастически.
— Выделю, — сухо ответил Жоржи. — Не пять, поменьше. Оружие и патроны не получишь. Даже не надейся. И не думай, что мы такие недогадливые.
— Значит, патроны не дашь? — криво улыбнулся Алекс.
— Нет. И уедешь ты — навсегда.
— Уеду. Но патроны дай — позарез надо!
— Не слышал, что старший сказал?! — вспылил Марек. Пожалуй, он больше всех был зол на Алекса.
— Старший? — Охотник развернулся и, как фехтовальщик шпагой, проткнул Марека взглядом.
Жоржи промолчал.
— Вечером зайду к тебе. Потолкуем. Без этих. — Алекс кивнул Жоржи и стремительно вышел из зала. По лестнице застучали каблуки.
— Проклятая игра никогда не кончится, — шептал про себя Йозеф. — Никогда…
Жоржи услышал, взял Йозефа за плечи.
— Кончится, — сказал. — Обязательно кончится. Но не сейчас. Игра — не благо, но и не кара. И для того задумана, чтобы помочь нам в самих же себе разобраться. Отмерить одинаковой мерой все наши теперешние поступки и помыслы.
— Кто… отмерит? — спросил Петер. — Чужак? Целители?
— Нет, хотя целители тоньше игру чувствуют и наверняка связаны с человеком-тенью. Не так, как мы думаем, — оборвал Жоржи посыпавшиеся вопросы. — А отмерим — мы сами.
После неудачных попыток договориться с Жоржи наедине, Алекс, улучив минутку, отвел Йозефа в сторону.
— Давай-ка со мной, — сказал. — Что тебе здесь? С этими.
— Нет, — ничуть не раздумывая, отказался Йозеф.
— Нет?! — возмутился Алекс. — Да ты… ты понимаешь, чтó я тебе предлагаю? Какую честь оказываю?! Да они ж тебя сожрут. Кто за тебя вступится-то?
— Нет. — «Завхоз» дернул острым подбородком. Лицо его напряглось. — Зовут меня, слышишь? Пойду.
Алекс смотрел вслед пожилому, мелко семенящему коротышке и чувствовал себя оплеванным. Униженным, растоптанным, никому не нужным человеком.
На заре, когда все еще спали, Алекс стал собираться. «Жаворонок»-Йозеф, встававший по обыкновению до рассвета, помогал ему по просьбе Жоржи. Тот бродил на кухне, заспанный, в трусах и майке с широченным вырезом, из-под которого выбивались росшие на груди волосы. Терзая всклокоченную бороду, он вполглаза приглядывал за сборами и отхлебывал горький желудевый кофе из щербатого бокала. С Алексом они не перекинулись ни словом.
Оружие и патроны охотнику взять не разрешили; винтовки, пистолеты, боеприпасы, а также канистры с бензином остались в подвале. Мрачный и сосредоточенный Алекс загрузил в бричку три мешка с зерном — всё, что удалось выпросить — и кое-какое продовольствие. Жоржи наблюдал за ним через окно, на душе было мерзко и пусто. Дождевые капли уныло щелкали по откидному верху брички; черный плащ охотника мокро блестел в сумрачном свете утра. Алекс взял лошадь под уздцы и повел к мостику, который уже опустил Йозеф.
— Прощай… — едва слышно прошептал Жоржи. И будто устыдившись собственной слабости, быстрыми шагами покинул кухню. Скрип-скрип — отдавалось под ногами, когда взбегал по лестнице. В комнате повалился на кровать, с головой нырнув под подушку. Сердце, не желая успокаиваться, часто стучало, и пульс шумел в ушах многоголосым прибоем.
Уже до обеда обнаружилось, что Йозеф исчез. Обычно он всегда был на виду: разводил кипучую деятельность, определял список работ на сегодня. В доме ощущалась какая-то странная пустота: никто не подгонял детей и не прикрикивал на них, никто не давал поручений взрослым и не следил за их выполнением. Народ вяло слонялся из комнаты в комнату, не зная, чем заняться. На улице по-прежнему моросил нудный дождь.
