Так прошло десять минут. Анфиса все не решалась подойти, потом Алиса взглянула на часы, пожала плечами и пошла уверенной походкой к перрону. Поезд уже подали.
С тех пор они никак не связывались друг с другом. Анфису не беспокоили больше неожиданные боли и беспричинные приступы депрессии, из чего она сделала вывод, что у сестры все хорошо. Либо же их таинственная связь прервалась, чему тоже можно было только радоваться. Она вышла замуж за Стаса и некоторое время о сестре вообще не вспоминала.
Жить со Стасом оказалось не так весело, как при первом знакомстве. Дома он не пел под гитару и не рассказывал анекдотов. Дома он вообще ничего не делал и старался поменьше бывать там, отговариваясь делами. Анфиса полагала, что это из-за отца – стесняется, мол, чувствует себя не в своей тарелке. Позже она поняла, что Стас нигде, никогда и ничего не стесняется.
Бывая с ним в компаниях, она с некоторого времени осознала, что истории его повторяются, и песенки тоже. По образованию Стас был журналист, но ни дня не работал в газете. Он болтался по городу, встречался с какими-то несерьезными людьми, просиживал с ними в кафе и недорогих ресторанах целые дни, бесконечно звонил кому-то по телефону, часто звонили ему, иногда даже ночью, пока этому не воспротивился отец.
Сам себя Стас называл продюсером, но Анфиса плохо представляла, что и кого он продюсирует. Первое время Анфиса ходила с ним вечерами. Но ей ужасно не нравились вульгарные малознакомые девицы, которые тут же вешались на ее мужа, визжа и изображая неземную радость. Не нравилось ей, что каждый встречный-поперечный, даже незнакомый, вместо того чтобы просто поздороваться, тут же норовит лезть целоваться. Не нравился шум, слишком громкая музыка, пустые разговоры, жаргонные словечки. Ей жалко было времени, проведенного в душном полутемном прокуренном зале, где люди совершенно ничего не делали – не ели, не танцевали, не разговаривали, а только сидели, лениво перебрасываясь пустыми фразами, прикуривая одну за другой сигареты. Ей хотелось домой, где все такое удобное, свое, где так приятно почитать под старой лампой с зеленым абажуром, где тихо, и папа за стенкой. Стас же такое времяпрепровождение называл прозябанием.
Они не ссорились – Стас всегда был весел и приветлив. Отец помалкивал, но Анфиса видела, что он не одобряет ее мужа.
Денег Стас в дом приносил мало – только расписывал, какие у него намечаются грандиозные проекты, нужно просто немного подождать. Она не слишком настаивала, привыкла жить скромно. Однако пару раз нашла на его рубашке посторонние длинные волосы, и пахло от Стаса не чужими духами, а чужим телом, что, разумеется, гораздо серьезнее. И даже как-то в ресторане подвыпившая малознакомая девица показала ей пассию Стаса. Она так и сказала – «нынешняя пассия». Значит, была прошлая, и будущая тоже будет.
Анфиса восприняла все довольно спокойно. Однако нужно было поговорить.
Стас не подкачал. Он нисколько не смутился и не думал ничего отрицать. «Ты не понимаешь, – говорил он, – это такая жизнь. Не нужно придавать этому большого значения, лучше вообще про это не думать. К этому все относятся легко, так что не стоит быть занудой».
К своему удивлению, Анфиса махнула рукой на инцидент. К тому времени она перестала бывать в компаниях, они осточертели ей до тошноты. Так какая разница, чем там занимается ее муженек?
Приехала Лидка Федоскина, они столкнулись, как обычно, во дворе, Анфиса познакомила ее с мужем. Он Лидкой заинтересовался, потому что та вывалила, как обычно, кучу интимных московских сплетен. Лидкина бабушка умерла, и она оформляла бумаги на здешнюю квартиру. Лидка торчала в Питере дольше обычного, а Стас стал бывать дома еще реже. Анфиса не очень над этим задумывалась, поскольку папа стал прихварывать, и нужно было убедить его лечь на обследование.
Так продолжалось несколько месяцев, пока Анфису не остановила во дворе дворничиха тетя Люба и, пользуясь тем, что знала Анфису с детства, не раскрыла ей глаза. Оказывается, Стас давно уже живет с Лидкой Федоскиной, сказала тетя Люба, весь двор это знает, потому что они не скрываются, и даже занавесок не задергивают по вечерам, так что сосед напротив, одинокий пенсионер, купил бинокль и смотрит бесплатное эротическое шоу, а потом пересказывает все бабкам на лавочке. А Лидка квартиру продавать передумала. Так что, если Анфиса не прекратит это безобразие, жильцы будут жаловаться в домоуправление.
Бинокль Анфису доконал, на душе было отвратительно и стыдно перед отцом. Стаса она выставила вон, дождавшись, когда отец ляжет в клинику. Скандала, правда, не было – очевидно, Стас имел виды на Лидку Федоскину, хотел переехать в Москву. Но ничего у него не вышло, – Лидка сдала квартиру армянину с большой семьей и отбыла в Белокаменную. Через некоторое время стало известно, что армянин квартиру выкупил, с тех пор Лидка больше не появлялась.
Не успела Анфиса опомниться после разрыва, как тяжело заболел отец. Тогда вообще стало не до мыслей. А уж когда он умер, тоска навалилась с новой силой. Она нашла заветный номер и отправила сестре сообщение про смерть отца. Ответа от Алисы она не получила. И тогда начались кошмары.
Кроме основного, постоянно возвращавшегося, про бесконечный коридор и одинаковые зеленые двери, часто повторялся еще один.
Она – в своей собственной прихожей, напротив – две двери в комнаты. Ее дверь открыта, в окно светит солнце, и легкий ветерок колышет шелковую золотистую занавеску. Она подходит к двери отцовской комнаты, замирая от страха, как делала это наяву во время болезни отца. Долго стоит, держась за ручку, потом делает над собой усилие и толкает дверь. Дверь не поддается, она пугается еще больше, сообразив, что отец заперся изнутри, и теперь она никогда дверь не откроет. Она налегает на ручку всем телом, стучит в дверь ногой, и вдруг отломившаяся ручка оказывается у нее в руках. В отчаянии она бросается на дверь, как на амбразуру, и дверь неожиданно поддается.
Но там, за дверью, оказывается совсем другая комната. Нет знакомого широкого окна с балконом, нет полированной стенки, купленной еще матерью, нет круглого стола, заваленного разными инструментами и деталями – отец до болезни любил мастерить. Вместо просторной комнаты Анфиса видит крошечное помещение с маленьким окном и двумя бархатными диванчиками по сторонам. Под окном столик, на нем пустая бутылка от спиртного…
«Да это же купе в СВ!» – мысленно ахнула Надежда, но не стала перебивать Анфису.
На диванах разобраны постели, одна пустая – смятые простыни, бесформенный комок одеяла, на другой – безжизненное тело. Но это не отец, нет, тело принадлежит женщине в красной ночной сорочке. Анфиса делает шаг вперед и видит, что сорочка красна от крови. Лицо женщины она не успевает разглядеть, потому что зажмуривает глаза от ужаса и делает шаг назад. Чтобы уткнуться спиной в запертую дверь…
Надежда молчала, пораженная тем, как верно девушка описала смерть собственной сестры.
– Что же было потом? – наконец разлепила она губы.
Потом снова появился Стас и отвел ее к психиатру. От таблеток кошмары не то чтобы прекратились, стали смазанными и расплывчатыми.
