— Мальчики, — перебила его Альбина неестественно жизнерадостным тоном. — Мы что, так и будем разговаривать в коридоре? Пойдемте в комнату, выпьем чаю, или кофе, или чего-нибудь покрепче и поговорим спокойно…
— Я не могу говорить об этом спокойно! — возразил Георгий, тем не менее вернулся в гостиную. — Представляешь, каково это — узнать, что женщина, с которой прожил целый год, была вовсе не та, за кого ты ее считал… за кого она себя выдавала…
— Что вы будете пить? — обратилась Альбина к мужчинам, как положено хорошей хозяйке.
— Я, пожалуй, виски — нужно снять стресс… — проговорил Георгий, усаживаясь в глубокое кресло.
— А я — чашечку кофе, — сказал Маркиз, садясь на стул. — Нужно сохранить ясность мысли.
— Итак, вы мне хотели рассказать, как развивались события, — напомнил Георгий.
— Да я сам точно не знаю, — признался Маркиз. — Думаю, что подружки здорово поссорились после того, как Настя сообщила жене артиста Маевского, что у него роман с ее подружкой.
— Что, правда? — заинтересовалась Альбина. — Я Федьку Маевского знала, но не близко, куда-то он пропал быстро…
Леня коротко обрисовал события пятнадцатилетней давности.
— В общем, Ленин отец увез ее от греха подальше в Дальневосточный округ, и там с ними случилось несчастье. Уж не знаю, как, но Настя про это узнала. А в школе про это не болтала, потому что там даже старая библиотекарша не в курсе трагедии, а уж она-то всех помнит за сорок лет работы. Чтобы понять, как ваша погибшая жена умудрилась попасть в такую смертельно-криминальную историю с бандитами, нужно узнать всю ее биографию.
— Так я это и просил сделать! — перебил его Георгий. — А вы ничего не смогли…
— Ну, если вы за полтора года, будучи рядом с ней, ничего не узнали, то у меня-то было меньше недели… — кротко возразил Маркиз. Его кажущаяся скромность никого не обманула, Георгий понял намек и пристыженно замолчал. В глазах Альбины мелькнуло легкое одобрение, но тотчас пропало, когда Георгий на нее посмотрел.
— Вы… — он сердито набычился.
— Что — я? — Леня повысил голос. — Вместо того чтобы заедаться, попробовали бы хоть что-то вспомнить о ней, кроме того, что она — необыкновенная, вся такая неземная и воздушная! Очень земная была женщина! Очень практичная, умная и хитрая! И целеустремленная!
Георгий поник головой. Альбина взглядом дала понять Лене, что полностью с ним согласна.
— Ничего не помню, — тихо сказал наконец Бакланов, — морочить голову она умела виртуозно. Как только спрошу что-нибудь — так сразу шутки у нее, прибаутки, поцелуйчики и все такое прочее, ну вы понимаете. А после обо всем забудешь…
— Я же говорю — умная была женщина, — согласился Леня. — Ладно, будем рассуждать логически. Стало быть, окончила она испанскую школу, оттуда дорога одна — в языковой вуз. Тем более мы знаем, что испанским она владела безупречно. Альбина, компьютер где?
Через минуту Леня уже сосредоточенно нажимал кнопки.
Вузов, обучающих студентов иностранным языкам, в городе было четыре штуки. Конечно, в последнее время развелось еще множество коммерческих обучающих организаций, но туда Леня решил обратиться в самую последнюю очередь. Во-первых, образование не то, а во-вторых, они быстро возникают, как грибы после дождя, и так же быстро пропадают. Итак, ему не понадобилось много времени, чтобы исключить три вуза и выяснить, что в таком-то году Анастасия Юрьевна Кривошеина поступила в Институт иностранных языков на испанское отделение. Но в списке выпускников ее почему-то не оказалось.
— Ох, и беспокойная девица эта Кривошеина! — вздохнул он. — Ладно, нужно идти туда и выяснять на месте.
— Бог тебе в помощь! — Альбина погладила его по руке.
Испанское отделение занимало отдельный этаж. Отличить его от прочих не составило труда, поскольку перед входом в это отделение красовался удивительный иконостас. На стене ровными рядами были размещены портреты наиболее выдающихся представителей испанской и латиноамериканской культуры и истории, как их представляло себе руководство отделения. Леня увидел портреты великого мореплавателя Христофора Колумба и конкистадора Фернандо Кортеса, писателей Мигеля де Сервантеса и Лопе де Веги, художников Диего Веласкеса и Эль Греко, Пабло Пикассо и Сальвадора Дали, певцов Хулио Иглесиаса и Хосе Каррераса, и рядом с ними — Фиделя Кастро и Че Гевары в его неизбежном берете, а также знаменитого актера Антонио Бандераса и его не менее знаменитой соотечественницы Пенелопы Крус.
Леня не стал задерживаться возле этой портретной галереи и вошел в дверь с табличкой «Деканат».
За этой дверью оказалось довольно просторное помещение, большая часть которого была заставлена горшками и ящиками с комнатными цветами. Здесь были бегонии и герани, фуксии и азалии, настурции, узамбарские фиалки и другие цветы, названий которых Леня не знал. А если какой цветок и узнал в лицо, то исключительно благодаря Лоле. Вот она комнатные цветы просто обожала и вела нескончаемую войну с котом, который тоже любил цветы, но по-своему. Особенно отличал он узамбарские фиалки, за что неоднократно бывал бит полотенцем, тапкой или свернутой газетой. Глядя на безжалостно объеденные цветы, Лола буквально зверела, и даже Леня ничего не мог поделать. Кот, надо сказать, принимал наказание стоически, видно, понимал, что не прав.
Среди всего этого великолепия сидела за просторным столом дама лет пятидесяти, в несколько старомодном бордовом жакете, с волосами, уложенными в высокую прическу, и с таким выражением на лице, которое вырабатывается долгими годами абсолютной власти.
Когда-то давно Леня учился в цирковом училище, на отделении фокусов и иллюзий. Училище это очень отличалось от других учебных заведений, на занятиях вынимали из карманов и шляп кроликов и голубей, безжалостно распиливали студенток и даже преподавательниц помоложе, но и там тоже была женщина с такой же высокой прической и таким же решительным и властным лицом — секретарь деканата Татьяна Филаретовна.
Татьяну Филаретовну боялись студенты и преподаватели, больше того — ее боялся декан отделения, знаменитый иллюзионист Альберт Артурович Руо, и даже директор училища всемогущий Ашот Акопович Невсесян.
С тех пор прошло много лет, Леня приобрел разнообразные знания и навыки, но у него сохранилось твердое убеждение, что в каждом институте и училище есть своя Татьяна Филаретовна. И сейчас перед ним, несомненно, был здешний представитель этого всемогущего племени — секретарь деканата.
В подтверждение этой мысли перед столом секретаря стояли навытяжку двое студентов, которых властная дама отчитывала:
— Вам, Пустышкин, был дан последний шанс. Вы должны были сдать испанскую литературу еще прошлой зимой, но вы и не подумали…
— Я подумал, Варвара Савельевна… — ныл несчастный студент. — Но я тогда болел гриппом, и у меня были осложнения…
— На голову? — язвительно переспросила суровая дама. — С тех пор вы могли не только испанскую литературу, вы все экзамены за третий курс могли сдать! А вы, Пузырев, что смотрите? На вас библиотека жалуется! Вы им не вернули одиннадцать единиц хранения!
