– Господин Поджи?
– Он самый. Что вы на это скажете? Ловко вы меня облапошили! Если бы не Поджи, так я бы до сих пор верил, что владею оригиналом. Устроили дело так, чтобы я у вас вытащил копию, а сами с оригиналом куда-то исчезли! Куда же вы его подевали?
– Спрятал в банковской ячейке. Там как-то надежнее, когда знаешь, что приходится работать с таким компаньоном, как вы.
– Вы ничем не лучше меня!
– Я вас не принуждал воровать у меня картину, – хмыкнул князь Голицын. – Похоже, что больше никто не догадывается, что картина фальшивка, иначе такого ажиотажа вокруг «Моны Лизы» не было бы.
– Я намерен сказать правду!
– А вот этого делать не следует ни в коем случае! Ваша правда никому не нужна, а потом в нее вряд ли кто поверит. Франция и Италия заинтересованы в том, чтобы представить найденную картину как подлинник. Тем более что она ничем не отличается от оригинала. – Довольно улыбнувшись, добавил: – За это ручаюсь! Краски, холст, даже кисточка, которой рисовалась картина, все это начало шестнадцатого века! Общественность просто соскучилась по «Моне Лизе» и желает поскорее увидеть ее на прежнем месте. Так что ваше появление с картиной было весьма своевременно. И если вы начнете говорить прямо противоположное, то вас просто упекут куда-нибудь в сумасшедший дом на долгие годы, пока, наконец, шумиха вокруг «Моны Лизы» не утихнет. А может, запрячут и навсегда, чтобы никто и никогда не узнал всей правды… Так что ваше положение весьма незавидное.
– Вы что-то хотели мне предложить? – после минутного размышления уныло спросил Перуджи.
– Да. В какой-то степени мы с вами являемся компаньонами. А своих людей я не оставляю ни при каких обстоятельствах. Я вам предлагаю наиболее быстрый выход из тюрьмы.
– Вот как? И в чем же он заключается?
– Ни от чего не отпираться. Подтверждать, что «Мону Лизу» вы действительно украли из Лувра. Со своей стороны я найму для вас лучших адвокатов, будет проведена психиатрическая экспертиза, которая подтвердит, что вы были немного не в себе.
– Ничего себе!
– Это поможет значительно сократить вам срок. А еще вы будете настаивать на том, что совершили кражу из патриотических соображений. Вы хотели вернуть ее в Италию. Это будет создавать весьма благоприятное впечатление на присяжных. Я предприму все усилия, чтобы вытащить вас на свободу как можно раньше.
– Понимаю, почему вы так стараетесь, – скривился Перуджи, – хотите оставить у себя подлинник. Мне надо подумать.
– У вас нет времени на размышление. Вам нужно дать ответ прямо сейчас, чтобы я мог начать действовать. Если вы откажетесь, вас могут экстрадировать во Францию, где вас ожидает более суровый приговор. Не удивлюсь, если вас приговорят к длительному сроку на каторге в африканских колониях, где вы не протянете и года.
– Хорошо, я согласен. Но мне нужны деньги, на которые я бы мог безбедно проживать после выхода из тюрьмы, – строго посмотрел Винченцио на Голицына. – В конце концов, как вы выразились, мы с вами партнеры.
– Деньги будут, – согласился Голицын. – Не обещаю, что их будет очень много, ведь свою часть вы уже потратили… Но их вполне хватит на то, чтобы прикупить какую-нибудь хорошую лавку, а то и магазин. Будет вполне достаточно, чтобы содержать семью.
– Договорились. Очень хочется верить, что так оно и будет.
Дверь открылась, и в кабинет вошел начальник полиции, источающий довольство. Встреча с французским коллегой ему явно прибавила настроения.
– Как поговорили, господин Дриу?
– Была очень продуктивная беседа, господин де Льянос. Господин Перуджи во всем признался. Так что со своей стороны мы будем считать дело закрытым. Мы жалеем только об одном…
– Это о чем же, позвольте полюбопытствовать? – насторожился Марко де Льянос, устраиваясь на прежнее место, за небольшим столом.
– Что этого господина арестовали не мы.
Полицейский довольно рассмеялся.
– Возможно, что мы были чуть-чуть расторопнее, чем наши французские коллеги. А может быть, нам чуточку повезло. Но для господина Перуджи, я думаю, это только плюс, в противном случае ему пришлось бы разговаривать с мадам Гильотиной, а она шуток не понимает. Ха-ха!
– Это уж верно, – отвечал Голицын, укладывая блокнот с карандашом в толстый саквояж. Глянув на часы, протянул: – Однако время бежит, увы, скоро мой поезд, нужно торопиться в обратную дорогу.
– Господин Дриу, давайте я распоряжусь, чтобы вас подвезли до самого вокзала, – спохватился де Льянос.
– Право, не стоит, – отмахнулся Голицын, – здесь ведь недалеко. А потом не хочу лишать себя возможности пройтись по вашему чудесному городу.
Марко де Льянос довольно просиял:
– О да! Флоренция – это музей под открытым небом. Здесь есть на что посмотреть. Знаете, господин Дриу, я даже вам в чем-то завидую, я видел все это неоднократно, а вам предстоит увидеть все это впервые. Так что у вас впереди немало сладостных минут.
– Я очень рассчитываю на это, господин де Льянос. Благодарю вас за чудесный прием и очень надеюсь встретиться с вами в Париже. У нас не менее чудесный город, так что обещаю быть вашим гидом.
– О, Париж! – восторженно протянул комиссар. – Непременно воспользуюсь вашим предложением.
– У меня к вам еще одна небольшая просьба, – серьезно произнес Голицын.
– Готов выполнить любую вашу просьбу, чего бы она для меня ни стоила, – с готовностью отвечал полицейский.
– Стерегите этого субчика! Как бы он от вас не убежал! Франция может не простить такой оплошности.
– Можете не сомневаться, господин Дриу, – в тон ему отвечал господин Марко де Льянос. – От нас не убежишь! Охрана! – Когда на зов появился запыхавшийся толстяк, распорядился: – Надеть на арестованного наручники и в камеру! Глаз с него не спускать! – сурово распорядился комиссар.
– Чего расселся? – сурово подступил охранник к арестованному. – Встать!
Винченцио Перуджи послушно поднялся.
– Руки!
Столь же покорно он протянул сомкнутые ладони. Зловеще щелкнули на худых запястьях наручники.
Надзиратель одобрительно кивнул:
– Так-то оно будет лучше. Выходи!
Винченцио Перуджи в сопровождении надзирателя вышел в коридор, стуча металлическими подковами по дощатому полу.
– Господин Дриу, если вы не хотите, чтобы я доставил вас на вокзал, так хоть разрешите проводить вас до самого выхода.
– Буду польщен, господин комиссар.
* * *
До Рима «Мона Лиза» добиралась в специально оборудованном вагоне, где для нее было выделено отдельное просторное купе, в котором неотлучно находилось четверо полицейских. Меры предосторожности были предприняты беспрецедентные: в коридоре стояло трое вооруженных полицейских, в тамбурах, по обе стороны вагона, несли службу карабинеры. На каждой станции поезд встречали полицейские и, выстроившись в почетный караул, отдавали проезжающему поезду честь. Столь тщательно охраняли только королевских особ и премьер-министра.
