Рысцой, пригнувшись, он побежал вперед.
На холме был оборудован наблюдательный пункт. Точно такой же окоп, как все остальные, но пошире и прикрытый сверху маскировочной сеткой с фальшивыми зелеными листьями. У сдвоенной перископической трубы плечом к плечу стояли четверо солдат в мятых папахах и перепачканных глиной шинелях. Этаких чучел увидишь только на передовой.
Поодаль топтался стройный молодой подпоручик в аккуратной полевой форме, что-то чиркал в блокноте.
Никакого адъютанта тут не было.
Разозлившись, что напрасно залез к черту в пекло (поручик был уверен, что его жизни угрожает ежесекундная опасность), он топнул ногой. Получилось довольно звонко — сапог стоял в луже.
Молодой офицерик быстро обернулся, переменился в лице.
Подскочив к чужаку, взял его за локоть и хотел вывести обратно в траншею. Да еще шепнул, яростно:
— Вы как сюда попали? Кто пустил?
Тон поручику не понравился. Он с возмущением высвободился:
— Я из штаба дивизии! Из хозяйственного отдела! Ваш полк не сдал отчетную ведомость за неделю, a я из-за этого должен рисковать жизнью! Где ваш полковой адъютант Селезнев?
Вообще-то поручик сам был виноват, что вовремя не истребовал ведомость. За это получил нагоняй и в наказание был отправлен за треклятой бумажкой на передовую. Но мальчишке-подпоручику эти подробности знать ни к чему.
На громкий голос оглянулся один из нижних чинов. Солдат был пожилой, лет пятьдесят, с пегой бородой. Не подтянулся, не откозырял, а только недовольно поморщился и снова отвернулся.
— Паччему ваши солдаты не приветствуют офицера? — окончательно вышел из себя интендант. — Распустились, псы окопные!
Теперь на него обернулись и трое остальных оборванцев. Были они какие-то странные. Один с холеными усиками, другой в золотом пенсне, третий вообще с моноклем. И у каждого на ремешке по мощному биноклю. В руке у того, что с усиками, сверкнул алмазной монограммой портсигар — солдат как раз засовывал его в карман брюк. Шинель завернулась. Похолодевший тыловик увидел алый генеральский лампас. Встал «смирно».
— Виноват, ваше превос… Прошу извинить… — залепетал он.
А тот, что в пенсне, кажется, командир корпуса? Он, точно он!
— Прочь подите, прочь! — шипел на бедного поручика офицерик.
Кинув руку к фуражке, тыловик пулей вылетел обратно в ход сообщения.
— Ваше превосходительство, — чуть не плача сказал подпоручик усатому. — Я же говорил: брюки тоже надо переодеть!
— Поучите меня, мальчишка! — рокотнул генерал, но шинель запахнул.
— Подпоручик прав, Павел Васильевич, — укорил его командующий армией. — Непростительная небрежность. Однако не будем отвлекаться. Итак, квадрат шесть-зет…
Вся четверка дружно вскинула бинокли.
Бремя ответственности
Алексей быстро шел от наблюдательного пункта по траншее, зовя свистящим шепотом:
— Штабс-капитан Жилин! Жилин!
Из-за Жилина, начальника дивизионного контрразведочного отделения, случилось чрезвычайное происшествие, ставящее под угрозу всю операцию. Никто, ни одна живая душа не должна была видеть на высоте высоких начальников. Личный состав батальона, занимающего этот сектор, специально вывели на молебен, рискнув оголить окопы — благо затишье. И вдруг чужой!
С штабс-капитаном Романову здорово не повезло. Поскольку увеличивать штат отделения было нельзя, Козловский велел своему эмиссару обходиться наличными кадрами. Сам Алексей прибыл к «швейцарам» под видом стажера, с него хотели для пущей незаметности даже одну звездочку снять, но потом решили, что подпоручик и так сошка мелкая.
Начальник отделения был извещен о том, что поступает в полное распоряжение «стажера», которому поручено какое-то секретное задание. Больше Жилин ничего не знал. Правду сказать, он и не слишком интересовался. Человек это был совсем пустой, глупый. При нем состояли старший унтер-офицер и несколько солдат, так те были много толковей своего предводителя.
Очень скоро Алеша понял, что Жилину ничего сложного поручать нельзя. Потому и приставил его сегодня к делу самому простому: караулить вход в траншею и никого ни под каким видом не пропускать. Любой нижний чин бы справился!
Штабс-капитан выскочил из-за поворота, хлопая заспанными глазами. Неужели дрых?!
— Я здесь! Как лист перед травой! — хрипло доложил Жилин. — Все в порядке. Никто не появлялся.
Из хода сообщения вынырнул старший унтер-офицер Семен Слива, его помощник.
— Ваше благородие, отсюда только что вышел посторонний! — сообщил он. — Чумной какой-то, мимо протопал — не заметил!
Вот на унтера Алексей просто нарадоваться не мог. Поглядеть — солдафон солдафоном: дубленая рожа, огромные кулаки. Прямо унтер Пришибеев. А на самом деле сообразителен, проворен, отлично знает местность. До войны служил здесь в пограничной страже. Его прислали из глубинки, когда проводилась кампания по замене прежнего личного состава, прикормленного контрабандистами.
Субъект он был своеобразный, с характером. «Хохлов» презирал, называл дураками. Ему все в них не нравилось — даже, что мало водки пьют. Слива, впрочем, почти всех считал дураками и себе не ровней. Заслужить у него уважение Романову удалось не сразу. Когда же унтер все-таки признал нового начальника, на Жилина вообще перестал обращать внимание. Он и сейчас глядел только на подпоручика, будто они здесь находились вдвоем.
— Кто таков? Знаете? — спросил Алеша.
— Так точно, видел в Русиновке. В штабе дивизии.
Слива всегда всё знал, даже удивительно.
— А я говорил, ваше благородие, меня в караул поставьте, — сказал он с упреком. — У меня бы мыша не прошмыгнула.
Подумал, поправился:
— Мышь.
Как человек самолюбивый, он стеснялся своей необразованности, старался говорить чисто и грамотно, но не всегда получалось. На днях у Романова состоялся с ним примечательный разговор. Восхищенный сметкой и распорядительностью помощника, Алексей сказал, что ему надо поступить на курсы прапорщиков — из него выйдет отличный офицер.
— Предлагали уже. Отказался, — ответил Слива.
— Почему?
— Лучше быть умным среди унтеров, чем дураком среди офицеров.
Такой вот, в общем, Слива.
— Не иначе уснули они, — сурово сказал он, покосившись на Жилина.
Штабс-капитан понял, что отпираться бессмысленно.
На его несвежей физиономии расползлась сконфуженная улыбка.
— Может, и забылся на минутку, — признал он весело, словно речь шла о пустяке. — Многовато мы с вами, Романов, вчера горилки выпили. У Мавки-то, а?
И еще подмигнул, скотина.
