– Ну? – повернувшись к Макарову, сказал Илья Григорьевич. – Какие еще тебе нужны доказательства? Погоди минутку, будут тебе доказательства! Чую, Скелет их сейчас столько подгонит, что в охапке не унесешь. Да вот, кстати, и он.
Вернувшийся Скелет бережно пристроил поверх поленницы уже включенный, готовый к работе ноутбук, услужливо поднял крышку и отошел в сторонку, чтобы не мешать. Под исполненным настороженного любопытства взглядом его превосходительства Беглов выдвинул из корпуса компьютера лоток дисковода и аккуратно поместил в него подобранный с пола диск. Лоток со щелчком встал на место, из дисковода послышался мягкий свист. Беглов, склонившись над компьютером, вгляделся в экран, поводил указательным пальцем по сенсорной панели, включая воспроизведение, увеличил до максимума мощность встроенных динамиков и выпрямился, предоставив мудреной машинке самостоятельно завершить начатое дело.
Машинка не подвела. В динамиках щелкнуло, хрюкнуло, брякнуло, и слегка искаженный голос Беглова произнес: «Наши кавказские родственники передают тебе привет. Говорят, соскучились – и по тебе соскучились, и по твоим посылкам. С продуктами у них нынче туго, надо бы пособить. Вот список – крупа, вермишель, тушенка-сгущенка… В общем, все как обычно».
Наступила пауза, заполненная негромким гудением, слабым треском помех и шелестом бумаги. Потом другой голос, в котором Василий Андреевич не без труда признал свой собственный, недовольно проворчал: «Ни хрена себе – как обычно! Да они совсем берега потеряли, эти твои родственнички! Ну что это такое, скажи на милость: вагон стрелковых боеприпасов, четыре ПЗРК «Стрела»… Ты поинтересуйся: им, случайно, стратегический бомбардировщик не нужен? А то их у меня под кроватью целая груда скопилась, ночной горшок поставить некуда… С ума посходили, честное слово! Я им кто – волшебник? Старик Хоттабыч?»
Послышался звонкий металлический щелчок и характерное чирканье рубчатого колесика о кремень. «Бабки, Вася, – слегка невнятно, явно затягиваясь только что прикуренной сигаретой, сказал Беглов. – Реальные, живые бабки. Очень солидные. Я даю людей, Вовчик, как обычно, обеспечивает коридор…» – «Угу», – промычал, казалось, в самое ухо кислый голос Винникова.
Память Василия Андреевича живо воспроизвела всю сцену. Дело происходило в девяносто восьмом у него на квартире – «Волчье Логово» тогда еще только начинало строиться. Он, свежеиспеченный генерал-майор, только что со службы, в форменной рубашке с расстегнутым воротом и брюках с широкими двойными лампасами, сидел в кресле, недовольно разглядывая список; Беглов, азартно дымя сигаретой, расхаживал из угла в угол по загроможденной тяжеловесной мебелью гостиной, а Уксус, примостившись в уголке и поблескивая оттуда очками, потихонечку тянул коллекционный армянский коньяк. Он, как всегда, отчаянно трусил, но не мог устоять перед большими деньгами – опять же, как всегда.
«Так что дело за тобой, – весело подытожил голос Беглова образца одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года. – Надо уважить людей, Вася! Они тебя уважают, и ты их уважь, уж будь так добр. Нельзя же, в самом-то деле, своими руками резать курицу, несущую золотые я…»
Протянув руку, Василий Андреевич с ненужной силой опустил крышку ноутбука. Голос Беглова умолк на полуслове, вертящийся в дисководе диск печально свистнул на прощание и остановился.
– Что же это он, гаденыш, – сдавленным от ужаса и ярости голосом с трудом выговорил генерал Макаров, – все наши разговоры писал?
– А когда припекло, сгреб компромат в охапку, отдал Бергеру бабу и свалил, – подсказал Беглов. – И все бы ничего, кабы не два маленьких прокола – машина Стасова и вот этот диск.
– Мало нам было Француза, – упавшим голосом пробормотал генерал.
– С Француза все началось, – сказал Беглов, – но дело не в нем. Не он, так другой, не другой, так третий… Это, Вася, закон природы: если есть в человеке гнильца, рано или поздно она себя проявит. Скелет, поди-ка сюда! Давай-ка ты, браток, прошвырнись по дому, собери все, сколько найдешь, компьютеры, диски, флэшки и волоки все это добро прямиком в машину. Только мониторы не бери, нам это барахло ни к чему. Снимай одни системные блоки и грузи в багажник… Ну, что стал? Задача ясна?
– Ясна-то она ясна, – промямлил пребывающий в явном замешательстве Скелет. – Да только заперто же все, кроме хозяйственного крыла…
– Ну, и?.. Мне учить тебя, что ли?
– Не надо меня учить, ученый уже… А только, Илья Григорьевич, хозяин-то не лох безответный – прокурор! Как же я стану его хату по нахалке ломать?
– А ты не тушуйся, – с мрачной улыбкой подбодрил своего помощника господин депутат. – Здесь уже и так наломали – всемером за неделю не разгребешь. Да и хата эта теперь не прокурорская, а, считай, ничья. Так что действуй смело.
Снаружи совсем рассвело, над восточным горизонтом вот-вот должен был показаться краешек солнечного диска. Каждый по-своему думая об одном и том же, приятели наблюдали за пробуждением природы со дна бетонированной траншеи и мрачно дымили сигаретами. Сзади, со стороны дома, послышался приближающийся тяжелый топот. Оглянувшись, они увидели, что к ним со всех ног, переваливаясь, как утка, торопится Скелет.
– Ну? – не дожидаясь, пока похожий на измочаленного бегемота в драной пиджачной паре бегун достигнет финиша, нетерпеливо спросил Беглов.
– Нету, – отдуваясь, развел руками запыхавшийся Скелет. – По ходу, их было всего два – один в кабинете, один в спальне на втором этаже. И обоих нет. Двери взломаны, а остальное все, как вы говорили: мониторы, клавиши, мышки – все на месте, а системные блоки пропали.
– Что и требовалось доказать, – повернувшись к нему спиной, негромко сказал генералу Макарову депутат Государственной думы Беглов, с треском переломил надвое найденный в подвале диск и равнодушно уронил отливающие радужным зеркальным блеском неровные половинки на гладкий серый бетон.
2
Расположенный недалеко от паромной переправы так называемый авторынок захолустного райцентра не блистал обилием и новизной предлагаемых покупателю моделей. Зато здесь почти сразу нашлось именно то, что требовалось Андрею и что он вряд ли мог раздобыть в Москве: в меру подержанный, неказистый с виду, но еще довольно резвый на ходу «уазик». Брезентовый верх давно полинял и прохудился, колесные арки оторочило неровное кружево ржавчины, но движок работал уверенно и ровно, а приводные ремни, хоть и далеко не новые, были целехоньки, без надрывов, трещин и потертостей. Кроме того, расстояние, которое Липскому предстояло преодолеть на этом механическом одре, было плевое: полсотни километров в одну сторону, раза в три или четыре больше в другую – пара пустяков для машины, десятилетиями месившей грязь ухабистых российских проселков.
Так оно в общих чертах и вышло. Машине все было нипочем – она бодро тарахтела прохудившимся глушителем, дребезжала плохо закрепленными железками, хлопала тентом и крякала рессорами, лихо прыгая с кочки на кочку. Тряска была немилосердная, сквозь прорехи в тенте в салон проникала вездесущая, едкая, как дуст, пыль, и где-то на двадцатом километре пути давно отвыкший от такой езды Андрей начал подозревать, что может сойти с дистанции раньше своего стального коня.
