– Сколько? – спросил Виктор.
– Половину.
– Так не пойдет!
– Неужели ты считаешь, будто у тебя есть выбор? – удивился Оливер.
Глава 4
Даша закрыла за полицейским двери и развернулась, едва не налетев на Вадима.
– Ну что, потаскуха?! – с каким-то животным блеском в глазах спросил разъяренный мужчина.
«А может, просто хочет казаться таким?» – подумала про себя Даша, а вслух возмущенно произнесла:
– Подбирай выражения!
Вадим давно к ней охладел, вернее сказать, окончательно потерял интерес. Даша свыкалась с ролью бесплатной секс-игрушки, кухарки, уборщицы и прачки, а он взамен имитировал заботу, справлялся, как дела на работе, иногда помогал дотащить от магазина сумки.
– Что? – Его брови съехались у переносицы, отчего лицо сразу сделалось каким-то глупым.
– Тебе не в чем меня обвинить. – Даша попыталась проскользнуть мимо него, но он успел поймать ее за локоть:
– Стой!
– Отпусти, мне больно!
– Мне тоже!
Даша наконец вырвалась и устремилась в спальню. Однако он нагнал ее и схватил ее шею:
– Значит, вот ты какая!
В ярости Даша развернулась и с силой вцепилась ногтями в ставшее ненавистным лицо Вадима:
– Скотина!
– У-уу! – взвыл он и, отпустив ее, схватился за глаза.
Даша толкнула его в грудь и бросилась в коридор. Трясущимися руками она открыла замок и выскочила на площадку.
– Что случилось? – раздался голос с лестницы.
Она обернулась.
Среднего роста черноволосый мужчина тащил в руке гардину. По-видимому, из-за того, что она не вошла в лифт, он воспользовался лестницей.
– Ничего, – ответила Даша, запахивая на себе халат.
– Сука! – возник на пороге Вадим. На его перекошенном от злости, багровом лице красовалось несколько алых полос.
– А вы говорите, ничего не случилось, – кладя гардину на ступени, усмехнулся мужчина.
– Иди куда шел! – насупился Вадим, предчувствуя, что ему придется иметь дело с грубой мужской силой. – Мы сами разберемся.
Даша давно подозревала, что ее дружок был, мягко говоря, не храброго десятка. Нет, они не оказывались с ним в ситуациях, которые вынуждают человека проявить все свои качества, просто в процессе жизни часто наблюдала со стороны, как он ведет себя с другими. Вадим, не стесняясь в выражениях, мог накричать на зазевавшегося водителя, если это женщина или старик, а через минуту покорно наблюдать, когда его нагло оттесняет в пробке навороченный джип с крутыми номерами. Не раз в их совместных походах в рестораны ей делали комплименты, которые заслуживали того, чтобы сопровождавший мужчина адекватно отреагировал, но он делал вид, будто не слышал, зато дома, укрывшись за стенами, срывал свою злость на собственное бессилие на ней. Слава богу, до этого дня он не позволял себе притронуться к ней пальцем, ограничиваясь лишь обидными словами.
Между тем сосед поднялся на площадку и встал рядом с Дашей:
– Ну так как, будем еще женщин обижать?
– Слышь, мужик, иди куда шел! – выдавил из себя Вадик.
– Тебя вежливости, вижу, не учили. – Мужчина поддернул вверх рукава рубашки, обнажив широкие, покрытые густыми черными волосами запястья.
– Даша, зайди в дом, – на всякий случай сделав шаг назад, потребовал Вадим. – Нечего здесь цирк устраивать.
– Дай слово, что позволишь собрать вещи и пальцем не притронешься, – потребовала Даша.
– Что, как жилая площадь появилась, так не нужен стал? – прищурился Вадим, бросив настороженный взгляд на мужчину.
– Вы бы шли, – вздохнула Даша.
Однако сосед продолжал переминаться с ноги на ногу, и она, не выдержав, вошла в квартиру.
– Между прочим, твое наследство появилось после вступления в брак, – раздался из комнаты голос Вадима, – поэтому наверняка считается нажитым вместе и подлежит делению.
– У меня никакого наследства нет. – Даша взяла на кухне табурет и вернулась в прихожую.
В этот момент из комнаты появился Вадим и, увидев ее с табуреткой в руках, опешил:
– Ты что, убить меня решила?
– Больно нужен. – Она поставила табурет на пол и, взобравшись на него, достала с полки чемодан.
– И как ты дальше жить собираешься? – навалившись плечом на стену и немного успокоившись, спросил Вадим.
– Хорошо. – Даша спустилась на пол и направилась в спальню.
Сурок с трудом дождался, когда Колька окажется за дверями его квартиры. Едва закрыв замки и повесив цепочку, скупщик антиквариата преобразился. В глазах появился нездоровый огонек одержимости и азарта.
– Мама, меня ни для кого нет! – бодро крикнул он, направляясь по коридору обратно в комнату. От усталости и безразличия не осталось и следа. Он на славу сыграл роль человека, не особо заинтересованного в покупке предложенной вещи. Сурок был хорошим психологом и знал – Лизун сейчас на седьмом небе от счастья, что удачно «толкнул» какую-то коробку. О том, что парень готов был ее отдать даже за дозу, говорил тот факт, что он не соизволил разобраться, из чего она сделана. Вещица имела граммов триста чистого серебра как минимум, а это далеко не те деньги, которые получил наркоман.
Снова усевшись за стол, Сурок нетерпеливо выдвинул ящик стола, не глядя запустил туда руку и достал ювелирную лупу. Закрепив ее на голове, включил лампу на специальном штативе, тщательно отрегулировал свет и стал внимательно, миллиметр за миллиметром, осматривать шкатулку. Постепенно его лоб стал покрываться сначала испариной, потом она собралась в крупные капли пота. Неожиданно он прищурился, слегка отстранился от стола и замер. Не отрывая взгляда от едва заметной щели между крышкой и накладкой, на которой был выдавлен фамильный герб, открыл небольшой пенал, взял из него пинцет и осторожно поддел им ее. Из-под приподнятой пластинки показался уголок пожелтевшей бумаги.
– Хм! – Сурок оглянулся на дверь, положил шкатулку на бок, зацепил и вытащил пинцетом свернутый в несколько раз листок. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: послание оставлено очень давно и написано чернильным пером.
Не сводя с него взгляда, он достал из ящика резиновые перчатки и надел их.
Несмотря на то, что бумага достаточно хорошо сохранилась, разворачивал ее Сурок с особой осторожностью. Он знал, что на перегибах могут осыпаться буквы. Иногда, по закону подлости, именно в ключевых словах.
Наконец он разложил исписанный убористым почерком лист, бережно положил его на специальную площадку под большим увеличительным стеклом, придвинул к себе и стал читать.
Поначалу делал это без видимого беспокойства, однако уже на третьей строчке губы стали беззвучно проговаривать написанное, а потом дрожащим голосом он забормотал:
