Как ни странно, напряжение оставило Томаса.
— Ну, тогда ты знаешь, что я не...
— Знаю, знаю. Выкладывай-ка всю историю. Очень интересно послушать.
И Томас принялся выкладывать. И делал это с лёгкой душой, хотя и не мог сказать почему. Интуиция подсказывала ему, что эти хряски — не лучше и не хуже всех остальных, которых бросили на произвол судьбы и выслали сюда доживать свои последние, мучительные годы. Они всего лишь пытались вырваться отсюда. На их месте любой делал бы то же самое. И тут такая удача! — они натыкаются на парня, таблички с именем которого развешены по всему городу. Отличный первый шаг. Томас и сам поступал бы точно так же. Но, скорее всего, без пистолета и липкой ленты.
Днём раньше он уже рассказывал свою историю Бренде и теперь только повторял её. Лабиринт, побег, спальни. Крысюк с инструкциями. Эту часть он особо подчеркнул, утаив, однако сведения о лекарстве, оставив их под конец. Поскольку возможность получить помощь от Хорхе теперь для них утрачена, может, стоит попытаться привлечь на свою сторону этих людей? Он выразил своё беспокойство по поводу других приютелей, но на вопрос, не видели ли они их — или большую группу девушек — ответ был «нет».
И снова — о Терезе он не распространялся. Ему почему-то казалось, что если он будет слишком много о ней болтать, то тем подвергнет её неведомой опасности. Странно, с чего он это взял. О Бренде он тоже немного соврал. Хотя нет, напрямую он не лгал, просто не говорил всей правды. Постарался создать впечатление, что она была с ними с самого начала.
Закончил он эпизодом в переулке, когда они с Брендой познакомились с теми, кто его сейчас допрашивал. Глубоко вздохнул, поёрзал на стуле и спросил:
— Пожалуйста, не могли бы вы убрать эту ленту? Сил нет!
В руках Долговязого Страшилы блеснул острый, опасного вида нож.
— Как ты думаешь? — спросил он у Белобрысого.
— Да, пожалуй, почему нет. — Красавчик всю историю выслушал с каменной физиономией; в жизни не догадаешься, поверил он ей или нет.
Страшила пожал плечами, поднялся, прошагал к Томасу. И только он склонился над ним, потянувшись рукой с ножом к липучке, как сверху раздался грохот. Там что-то с глухим стуком упало на пол, кто-то завопил. Потом послышался быстрый топот ног — словно там вдруг забéгала сразу по крайней мере сотня человек. Опять что-то упало, снова грохот, крики, беготня.
— Должно быть, на нас напала другая группировка! — внезапно побледнев, воскликнул Белобрысый. Он вскочил, махнул двум другим идти за ним. Через пару секунд они прогремели башмаками по лестнице, ведущей вверх. Открылась и закрылась дверь. Хаос наверху продолжался.
Томас чуть с ума не сходил со страху. Он взглянул на Бренду — та сидела совсем тихо и прислушивалась. Наконец, их взгляды встретились. Поскольку рот ей залепляла лента, она могла только вопросительно поднять брови.
Ой, как ему всё это не нравилось! Наверху разгром, а они сидят здесь, притороченные к стульям, и шансов спастись — ноль. Хряски-танцоры против таких, как мистер Носик, не выстоят, это ясно, как день.
— А что, если там, наверху, — банда совсем пропащих хрясков? — вслух раздумывал он.
Бренда промычала что-то сквозь кляп.
Томас, напрягая все мышцы, начал крохотными прыжками продвигать свой стул туда, где сидела она. Он уже преодолел фута три, когда звуки борьбы внезапно стихли. Он застыл, уставившись в потолок.
Несколько секунд ничего не происходило. Потом послышались чьи-то торопливые шажки. И грохот падения. И ещё один. Затем ещё. Наверняка кто-то кого-то швыряет на пол, понял Томас.
Затем отворилась дверь, ведущая в их комнату.
На лестнице раздался быстрый топот. Тяжёлый и твёрдый. Ступени скрывались в тени, так что нельзя было увидеть, кто там бежит. Томас покрылся холодным потом.
И наконец визитёр вылетел на свет.
Минхо. Грязный, окровавленный, на лице следы от ожогов. В обеих руках по ножу. Минхо!
— Да вы, гляжу, неплохо устроились! — сказал он.
ГЛАВА 39
Несмотря на все ошеломительные события последнего времени, Томас не мог припомнить, чтобы он когда-либо до такой степени терял дар речи.
— Что... как... — заикался он, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь путное.
Минхо заулыбался. Какое прекрасное зрелище! Особенно если принять во внимание, что парень выглядел сущим выходцем из ада.
— Ну вот, нашли! Ты что — думал, что мы разрешим этой ораве паршивых рях сделать с тобой что-нибудь? За тобой теперь должок. Ба-альшой-большой. — Он подошёл к Томасу и принялся разрезать путы.
— Что ты имеешь в виду — нашли? — Томас был так счастлив, что готов был захихикать, как полоумный. Они не только спасены — его друзья живы! Живы!
Минхо продолжал резать.
— Хорхе провёл нас через город. Он своё дело знает — на хрясков мы не натыкались, жратвы находили вдосталь. — Освободив Томаса, он направился к Бренде, не переставая рассказывать: — Вчера утром мы, ну, вроде как рассеялись, пошли разнюхивать там и здесь. Котелок как раз заглянул за угол переулка, где эти трое шенков наставили на вас пушку. Он вернулся, мы сильно рассердились и стали планировать нападение. Застали большинство этих козлов спящими или в отключке.
Как только путы Бренды были перерезаны, она тут же сорвалась со стула, пронеслась мимо Минхо и направилась было к Томасу, но приостановилась. Он не мог сказать, то ли она вне себя, то ли просто на взводе. Затем девушка пошла дальше, на ходу срывая липучку со рта.
Томас поднялся, но голова закружилась, комната поплыла и его чуть не стошнило. Он плюхнулся обратно на стул.
— Ой, мля. Аспирину не найдётся?
Минхо только расхохотался. Бренда подошла к подножию лестницы и остановилась, сложив руки на груди. По-видимому, она таки была вне себя. И тут он припомнил, чтó сказал перед тем, как отключиться.
«Кажется, я влип...»
Он сказал, что она никогда не заменит Терезу.
— Бренда! — опасливо позвал он. — С тобой всё в порядке?
Нет уж, об их более чем странном танце и столь же необычном разговоре при Минхо лучше не упоминать.
Она кивнула, по-прежнему стоя к нему спиной.
— В полном. Пошли. Хочу увидеть Хорхе. — Короткие, рубленые слова. Без малейших эмоций.
Томас застонал. Слава богу, все подумают — он стонет, потому что у него раскалывается башка. Точно, Бренда на него злится. Хотя нет, злится — неверное слово. Судя по виду, она, скорее, глубоко уязвлена. Ей больно.
А может, он слишком много о себе вообразил, и на самом деле ей плевать?
Минхо протянул ему руку:
— Вставай, старик. Головка бо-бо или не бо-бо, а надо убираться. Кто знает, сколько времени наши пленники будут вести себя смирно. А ну как поднимут бучу...
