— Приоткрой на маленькую щёлочку, пусть глаза сначала привыкнут, — посоветовал Ньют. Томас услышал, как он протопал вверх по лестнице к Минхо. — На, возьми майку, сунь в щёлку. Эй, все закройте глаза!
Томас так и поступил, снова прикрыв глаза руками. Вспыхнуло оранжевое свечение, и процесс привыкания начался. Через минуту-другую он опустил руки, а затем медленно приподнял веки. Пришлось прищуриться — по-прежнему казалось, что на него направлены лучи по крайней мере миллиона прожекторов, но — ничего, терпимо. Прошла ещё пара минут — сияние было всё таким же ярким, но уже не причиняло слишком сильной боли.
Теперь он смог разглядеть, что стоит примерно в двадцати ступенях ниже от того места, где под люком в потолке скрючились Минхо с Ньютом. Приоткрытую крышку обрамляли по краям три сияющих полосы, только в одном месте чернело тёмное пятно: там ребята подоткнули дверь майкой, чтобы не захлопнулась. Всё вокруг них: стены, лестница, да и сама крышка люка — было сделано из тусклого серого металла. Томас повернулся и посмотрел туда, откуда они пришли: уходящие в глубину ступени растворялись во мраке. Оказывается, они взобрались гораздо выше, чем он думал.
— Ну что, слепые ещё есть? — спросил Минхо. — Лично я чувствую, что теперь у меня запечённые яблоки вместо глазных.
У Томаса было то же самое чувство. Глаза слезились и чесались, да и все вокруг только и знали, что тёрли веки.
— Так что там, снаружи? — спросил кто-то.
Минхо выглянул в щёлку, прикрывшись рукой от солнца, и пожал плечами.
— Да трудно сказать... Ничего не видно, свет слишком яркий, похоже, что мы действительно под прямыми солнечными лучами. Но что могу сказать наверняка, так это то, что людей там, кажется, нет. — Он помолчал и добавил: — И хрясков тоже.
— Тогда пошли отсюда, — предложил Уинстон — он стоял двумя ступенями ниже Томаса. — Лучше поджарюсь на солнце, чем мне на голову наденется какой-то идиотский железный шар. Пошли!
— Хорошо-хорошо, Уинстон, — покладисто сказал Минхо. — Не ссы в трусы, я только хотел, чтобы глаза привыкли. Сейчас откину крышку. Приготовьтесь. — Он шагнул ступенькой выше, чтобы можно было упереться плечом в металлическую дверь. — Раз! Два! Три!
Он, коротко ухнув, распрямил ноги и надавил на крышку. Она с визгом и скрежетом откинулась, свет и жар затопили лестничный пролёт. Томас быстро опустил взгляд вниз и зажмурился. Всё равно ещё слишком, слишком ярко.
Он услышал непонятную возню, взглянул вверх и увидел, что Минхо и Ньют пытаются спрятаться от льющегося через открытую дверь ослепительного света. Весь лестничный пролёт, казалось, превратился в жарко натопленную печь.
— Вот мля-а! — скривившись, воскликнул Минхо. — Старик, что за чёрт! Похоже, мне уже полморды обожгло!
— Точно! — подтвердил Ньют, потирая затылок. — Не знаю, стоит ли нам сейчас соваться наружу. Может, подождать, пока солнце сядет?
Приютели недовольно зашумели, но их гомон перекрыл неожиданный крик Уинстона:
— Эй, берегись! Эй!
Томас обернулся на вопль. Уинстон, пятясь вниз по лестнице, указывал куда-то прямо вверх. В нескольких футах над их головами набухала, словно просачиваясь сквозь металлический потолок, большая полусфера, на вид состоящая из жидкого серебра. Она вытянулась в каплю, капля росла прямо на глазах и превратилась в медленно пружинящий вверх-вниз шар. И прежде чем кто-либо успел среагировать, шар оторвался от потолка и полетел вниз.
Но вместо того, чтобы разбиться о ступени, сверкающая серебристая сфера вопреки земному притяжению полетела горизонтально, нацелившись прямо в лицо Уинстону. Издав оглушительный вопль, Уинстон упал и кубарем покатился вниз по лестнице.
ГЛАВА 16
Спеша на выручку Уинстону, Томас испытывал противоречивые, даже немного постыдные чувства: он не мог понять, то ли стремится помочь приютелю из чистого альтруизма, то ли эгоистично поддался собственному любопытству — уж больно хотелось узнать, что за штуковина этот смертоносный шар.
Уинстону наконец удалось остановить падение — его спина застряла на одной из ступеней. До дна лестничного пролёта оставалось ещё очень-очень далеко. Ослепительное сияние, льющееся через дверь люка, освещало всё до мельчайших подробностей. Обеими руками Уинстон пытался отлепить от головы серебристую субстанцию — та уже обволокла ему макушку и наползала на уши. Расплавленный металл густым липким сиропом нависал над ушными раковинами и собирался на бровях парня.
Томас перепрыгнул через Уинстона и присел, опершись коленями о ступень чуть ниже той, на которой лежал приютель. Тот тянул и дёргал серебристую массу, пытаясь не дать ей затопить глаза. Как ни странно, его усилия оказались не бесплодны! Тем не менее, парень вопил во всю мочь своих лёгких, метался, бился ногами о стену...
— Сними это с меня! — орал он. Услышав его сорванный, хрипящий, полупридушенный голос, Томас едва не поддался панике и не убежал прочь. Если эта штука причиняет такую боль...
На вид она была как очень вязкий серебристый гель. Упрямый и настойчивый, будто живой. Как только Уинстону удавалось отпихнуть массу от глаз, она ползком огибала его пальцы и норовила снова залезть туда, откуда её убрали. Томас видел участки кожи, подвергшейся атаке серебристого геля: багровые, покрытые волдырями ожоги. Отвратительное зрелище.
Уинстон выл что-то нечленораздельное. Возможно, он вообще испускал свои мучительные вопли на другом языке. Томас понял: надо что-то делать. Времени на раздумья не оставалось.
Он спустил с плеча свой узел и высыпал его содержимое — фрукты и пакеты запрыгали вниз по ступенькам. Обмотав простынёй руки — для защиты — он решительно принялся за дело. Уинстон пытался убрать гель от своих глаз, а Томас схватился за края шара, которые только что накрыли уши парня. Солнце нещадно палило сквозь одежду, у юноши даже возникла мысль, что того и гляди, она загорится. Он как следует уперся ногами, крепко вцепился в металлическую массу пальцами и дёрнул.
С неприятным чмоканьем края шара оторвались на несколько дюймов от головы парня, а затем выскользнули из пальцев Томаса и со шмяком снова накрыли Уинстону уши. Парень заорал ещё громче прежнего, хотя, казалось, куда уж громче. Пара-тройка приютелей двинулась на помощь, но Томас крикнул, чтобы они не мешались под руками.
— Давай вместе! — проорал он Уинстону. — Слушай меня, Уинстон! Мы должны действовать одновременно! Постарайся ухватиться за неё и оторвать от головы!
Тот не выказал ни малейшего признака того, что понял, о чём ему толкуют, лишь продолжал биться и брыкаться. Если бы Томас не находился ступенькой ниже, то наверняка бы уже докувыркался до самого низа лестницы.
— На счёт три! — кричал Томас. — Уинстон! На счёт три!
По-прежнему непонятно, слышал ли его приютель: он всё так же вопил, метался, молотил ногами по воздуху и бил ладонями по серебристому гелю.
