— Ты поступаешь довольно глупо для умной девушки. Ты
знаешь это?
— Я знаю. — Она подошла к нему. Он не двинулся.
— Ева говорит, ты не встретила Монику.
— Да. Я ее не встретила.
— Знаешь что? Я на это не куплюсь.
— Знаешь что? — парировала она. — Мне все
равно. Извини.
Она протиснулась мимо него в кухню и поставила свои сумки.
Ее руки тряслись. Она сжала их в кулаки и начала выкладывать продукты.
Говядина. Салат. Томаты. Лук. Консервированная фасоль. Острый соус, из тех, что
ей нравился. Сыр. Сметана. Лепешки такос.
— Позволь угадать, — произнес у нее за спиной
Шейн. — Ты собираешься готовить китайское блюдо.
Она не ответила. Она была все еще слишком обижена и —
совершенно неожиданно — слишком напугана. Напугана тем, чего она не знала.
Всем. Ничем. Сама собой.
— Я могу чем-нибудь помочь? — Его голос звучал
по-другому. Тише, мягче, почти любезно.
— Порежь лук, — сказала она, понимая, что он не
это имел в виду. Но он подошел, взял луковицу, и сграбастал в подставки
жутковато выглядящий огромный нож. — Сначала нужно его почистить.
Он стрельнул в нее укоризненным взглядом, совсем как на Еву,
и приступил к работе.
— М-м-м… я наверно, должна маме позвонить, —
сказала Клэр. — Могу я воспользоваться телефоном?
— Если оплатишь межгород.
— Разумеется.
Он пожал плечами, потянулся и достал радиотелефон, а затем
кинул ей. Она чуть не уронила его, но к счастью, только «чуть». Она достала из
шкафчика большую железную сковороду и поставила на плиту, зажгла огонь, и
налила немного масла. Пока оно нагревалось, она открыла тонкую книжечку
рецептов, которую приобрела однажды в магазине, и одновременно набрала номер.
Мама ответила после второго гудка.
— Да? — Ее мать никогда не говорила «алло».
— Мама, это Клэр.
— Клэр! Детка, куда ты пропала? Я несколько дней
пытаюсь до тебя дозвониться!
— Уроки, — ответила она. — Извини. Я не так
часто бываю свободна.
— Ты нормально спишь? Если мало отдыхать, то заболеешь
— ты же знаешь. Как ты?
— Мам, я в порядке. — Клэр нахмурилась над лежащим
перед ней рецептом. Что означает пассировать? Что-то вроде обжарки? Слово
нарубить она поняла. Оно означало просто порезать продукты кубиками, и Шейн это
уже сделал. — Правда. Со мной все в порядке.
— Клэр, Я знаю, что это трудно. Мы не хотели, чтобы ты
уезжала даже на несколько сот миль в ТПУ, милая. Если ты захочешь вернуться
домой, мы с папой будем только рады!
— Честно, мам, у меня все отлично. Все хорошо. Занятия
очень интересные, — ну хоть это была правда, — и у меня здесь
появились друзья. Они за мной присмотрят.
— Ты уверена.
— Да, мама.
— Просто я волнуюсь. Я знаю, что ты очень взрослая для
своих лет, но… — Шейн открыл рот, чтобы что-то сказать. Клэр отчаянно
замахала ему «НЕТ-НЕТ-НЕТ», показывая на телефон. «Мама!» — сказала она одними
губами. Шейн воздел руки, признавая поражение, и продолжил рубить овощи. Мама
все еще говорила. Клэр пропустила несколько слов, но она не думала, что это
имеет большое значение. — …мальчиков, верно?
Ух ты. Материнский радар сработал даже на таком расстоянии.
— Что, мам?
— В вашем общежитии не разрешают приводить мальчиков в
комнаты, не так ли? У вас там есть какой-нибудь дежурный?
— Да, мам. Дежурные в Ховард Холле двадцать четыре часа
в сутки семь дней в неделю гоняют гадких злых мальчишек из наших комнат. —
И тут она тоже не солгала. Это абсолютная правда. А то, что она на самом деле
не живет в Ховард Холле… ну, это не совсем то, что нужно сейчас пояснять, не
так ли?
— Это не шутка. Ты очень ранима, Клэр, и я не хочу…
— Мам, я должна идти. Мне нужно обедать и сделать тонну
уроков. Как папа?
— Папа в полном порядке, милая. Он передает привет. О,
иди сюда, Лес, и скажи привет своей очень умной дочери. Ты от этого не
переломишься.
Шейн передал ей полную чашку нарезанного лука. Клэр прижала
телефон около уха и бросила лук на сковороду. Он тут же начал шипеть, введя ее
в панику; она подняла сковороду над горелкой и чуть не выронила телефон.
— Привет, детка. Как уроки? — В этом был весь
папа. Не «как прошел день?» или «ты с кем-нибудь подружилась?» Нет, его
философией всегда было быть первым, все остальное просто помеха на пути.
Но она все равно его любила.
— Уроки замечательные, пап.
— Ты что-то жаришь? Они позволяют вам держать плиту в
общежитии? В мое время так не делали, скажу я тебе…
— М-м-м, нет, я только что открыла колу. — А вот
это был уже прямой обман. Она поспешно поставила сковороду, подошла к
холодильнику и вытащила охлажденную колу, так чтобы можно было открыть ее. Вот.
Запоздалая истина. — Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Хотелось бы, чтобы все прекратили
беспокоиться обо мне, словно я первый человек в мире, которому сделали подобную
операцию.
— Я знаю, пап.
— Доктора говорят, я в порядке.
— Это здорово.
— Я должен идти, Клэр, игра начинается. Ты как
там, — о’кей?
— Да. Я в порядке… Папа…
— Да, милая?
Клэр прикусила губу и нерешительно потянула колу.
— М-м-м… Ты знаешь что-нибудь о Морганвилле? История
города, или типа того?
— Проводишь исследование, а? Доклад какой-то? Нет, я не
слишком много знаю. Университет стоит там почти сотню лет, вот и все, что я
слышал. Я знаю, что тебе не терпится пойти в старшую школу, но я считаю, что
тебе нужно провести пару лет поближе к дому. Мы уже об этом говорили.
— Я знаю. Просто интересуюсь. Это довольно интересный
город, вот и все.
— Ну тогда ладно. Расскажешь потом, что обнаружила.
Твоя мама хочет сказать до свидания.
Папа никогда не прощался. К тому времени, как Клэр
произнесла «Пока, пап!» он уже ушел, и трубку взяла мама.
— Милая, звони нам, если что-нибудь будет тебя
беспокоить, хорошо? Ох, звони нам в любом случае. Мы тебя любим!
— Я тоже тебя люблю, мам. Пока.
Она повесила трубку и уставилась на поджаривающийся лук,
затем на рецепт. Когда лук стал прозрачным, она смешала его с говядиной.
— Ну, закончила врать людям? — Спросил Шейн, и
обошел вокруг Клэр чтобы пересыпать немного тертого сыра на чашу весов. —
Такос. Замечательно. Черт, я рад, что проголосовал за кого-то талантливого.
