— Ну, это одна из возможных трактовок, — не стал спорить я.
— И единственное доказательство аферы в строительстве ты заполучил в результате незаконного вторжения в офис Шеффа, что делает его бесполезным в суде.
Я кивнул.
Огромные рыжие брови Ларри сошлись на переносице, он вздохнул.
— Сынок, складывается впечатление, что ты уничтожил лучший шанс взять Ги Уайта за яйца с тех пор, как он прикончил твоего отца. За прошедшие десять лет я бы все отдал за такие улики, а ты просто… — Он замолчал и попытался взять себя в руки. Мне показалось, что он изо всех сил старается успокоиться. — Ладно, будем считать, что обсуждаем лишь один из возможных вариантов. Хорошо, я вовсе не обязан расследовать то, чего могло и не быть. Но вот тебе мой гипотетический совет: отправляйся в полицейский департамент Сан-Антонио и начинай с ними сотрудничать.
— И все?
Он взорвался.
— Проклятье, можешь не сомневаться, рано или поздно делом займется ФБР. Как только это произойдет, им будет достаточно сообразить, что ты натворил на месте преступления, чтобы вздернуть твою задницу на рею. И тогда я ничего не смогу для тебя сделать.
Пока мы смотрели друг на друга, мимо дома проехал грузовичок с мороженым. С прошлой недели его версия «Ла Бамбы» понизилась на несколько октав и превратилась в похоронный марш.
— А как продвигается расследование исчезновения Лилиан, за которое отвечает Ривас?
Драпиевски принялся стряхивать розовый сахар с ладоней.
— Ты ведь понимаешь, я не могу задавать подобные вопросы без особой причины.
Мы зашли в тупик, и Майя решила помочь. Она положила руку на колено Ларри и улыбнулась — печально и серьезно.
— Но вы ведь сможете найти причину, объясняющую ваш интерес, лейтенант?
Ларри смущенно поерзал, что-то пробормотал себе под нос, посмотрел на руку Майи, и выражение его лица изменилось.
— О, дерьмо, — проворчал он. — Вечером в пятницу я со своим приятелем из уголовного розыска подрабатываю в охране. Возможно, нам удастся поговорить.
Улыбка Майи, обращенная к Ларри, того стоила. Я изо всех сил изучал линолеум на кухне.
— А если в пятницу будет слишком поздно? — спросил я.
Ларри встал. Его рука на моем плече была подобна теплому свинцу.
— Вези свою задницу в центр, Трес. До пятницы. И держись подальше от Ги Уайта.
Мы немного помолчали.
— Проклятье, сынок, больше я ничего не могу сделать, — сказал Ларри.
— А у вас есть связи в департаменте шерифа Бланко? — спросил я. — Рэндалла Холкомба убили именно там. Я хочу знать подробности.
Ларри нахмурился.
— Мы могли бы и сами туда съездить… — сказал я, бросив взгляд в сторону Майи.
— Ладно, я освобождаюсь в полдень, — проворчал Ларри. — И заеду за вами, если ты сделаешь мне два одолжения.
Я улыбнулся ему своей лучшей улыбкой.
— Для вас все, что пожелаете.
— Оставайся на месте, — сказал он.
— И?
— Перестань напоминать мне своего проклятого отца.
Глава 40
Я надеялся, что Драпиевски устроит, если я выполню одно условие из трех. Мы не остались на месте и не стали держаться подальше от Ги Уайта.
Моя первая ошибка состояла в том, что я попытался проехать через парк Брэкенридж воскресным утром. Стоило нам свернуть на Малберри, как мы сразу застряли за множеством семейных автомобилей, «Шевроле» с низкой посадкой и полосатыми пикапами, в кабинах которых сидели любители позагорать. Из-за того, что никто никуда не ехал, водители с разных полос болтали на испанском, обменивались пивом и сигаретами и бесстыдно флиртовали с пассажирами — рыжими девушками в черных обтягивающих майках и еще более тесных обрезанных джинсах. Запах мяса, жарящегося на решетках, и дым от гамбургеров висел между деревьями, точно густой туман. Места для пикников на побережье занимали с ночи, поэтому у меня создалось впечатление, что люди в машинах очень медленно ездят по кругу, поедая по дороге воскресный ленч. Майя получила немало нескромных предложений, а уж восторженного свиста прозвучало столько, как будто мы попали в вольер с дикими животными. Мне никто даже не пытался свистеть.
Делать было нечего, и я показывал на миниатюрные железнодорожные рельсы, конюшни, в которых можно взять пони напрокат, и место, где было совершено Великое ограбление поезда в Брэкенридже.
Майя удивленно посмотрела на меня.
— Что?
— Шанс моего отца попасть в зал славы, — сказал я. — Группа курсантов из Лэкленда
[132]
получила увольнительную на Рождество. Они выпили пива, решили украсть несколько пони и сыграть в Джесси Джеймса.
[133]
Завязав лица платками, они положили мертвое дерево поперек рельсов, спрятались в лесу и стали ждать прогулочный паровозик. Потом ограбили его, размахивая пистолетами, и сбежали.
— Очаровательно, — сказала Майя.
Я поднял руку.
— Но я еще не все рассказал. Мой отец был тогда помощником шерифа. Теперь, если хорошенько подумать, я припоминаю, что в тот день он остался дома и еще не успел хорошенько выпить. Кажется, он повел меня в зоопарк. Когда он увидел, что началось ограбление, отец сказал мне, чтобы я оставался на месте. Местная телестудия сделала о нем большой репортаж, показав все его триста фунтов, а он размахивал дробовиком, словно судья Рой Бин,
[134]
когда преследовал отряд пьяных придурков на пони. Потом он напился и дал сенсационное интервью, в котором заявил, что намерен возродить законы Дикого Запада. В следующем году его избрали шерифом.
— Благодаря средствам массовой информации?
— В основном, — сказал я.
Майя кивнула. Мне показалось, что она смотрит на меня, пытаясь увидеть генетической код моего отца и решить, является преследование грабителей на пони доминантным или рецессивным фактором. Уж не знаю, к какому выводу она пришла — Майя оставила его при себе.
Наконец, мы добрались до Олмос-Парк и свернули на Крессент. Когда мы подъехали к Белому Дому, оказалось, что мистер Уайт занялся обновлением. Он решил украсить свой двор президентским фонтаном, и трое вспотевших рабочих в комбинезонах копали траншеи и укладывали медные трубы, стараясь побыстрее закончить сантехнические работы. Уайт также установил перед входной дверью трехсотфунтового полузащитника
[135]
латиноамериканца.
