— Должен признаться, я часто их вспоминаю, когда всплывает твое имя.
— Серьезно, я тебе не вру, братишка. Ты должен увидеть сам. Это просто нереально.
Я прикрыл ладонью трубку и повернулся к Майе.
— Ты не против немного покататься? — спросил я.
— Что? — удивилась Майя.
— Всего лишь до Остина. Мой брат хочет показать нам картинки.
Руки Майи сами сложились на груди.
— Сколько причин, содержащих «нет», тебе нужно? Детектив Шеффер просил тебя не покидать город, твоя машина выделяется на дороге, как неоновая реклама, в тебя стреляли и едва не раздавили…
Я убрал ладонь с трубки.
— Мы с радостью, — сообщил я Гарретту.
— Отлично, — сказал он. — Ты помнишь, как выглядит «Кармен Миранда»?
[90]
— Такие вещи трудно забыть.
— Тогда на мосту, в восемь, братишка.
Майя не стала меня убивать, и мы пошли на компромисс. Она согласилась поехать со мной в Остин, а я не стал возражать, когда она предложила взять машину напрокат. Поздним утром мы катили на север по I-35 в коричневом «Бьюике» — таком незаметном, что он был почти невидимым. Майе приходилось постоянно гудеть, чтобы на автостраде на нас никто не наехал. К тому времени, когда мы миновали Лайв-Оук, я уже не сомневался, что «хвоста» за нами нет.
— Я бы предпочел белый «Кадиллак», — пожаловался я.
— Придурок, — ответила Майя.
Когда мы добрались до Сельмы,
[91]
я обнаружил, что мир, каким я его знал, прекратил свое существование — старое здание полицейского департамента Сельмы превратилось в бар с грилем. В течение десятилетий этот участок являл собой настоящий кошмар для водителей, которые любили ездить со скоростью, превышающей пятьдесят пять миль в час, и город получал солидную прибыль с туристов, не знающих о местном правиле.
Первым сюрпризом для меня стала реклама над входом, обещавшая бесплатные закуски тем, кто нарушил правила движения. Кроме того, вдоль почти всей автострады I-35 шло строительство. Там, где раньше были пастбища для скота и ранчо, теперь возводили торговые центры, на холмах с мескитовыми деревьями появились экспресс-закусочные. По мере того как мы все дальше продвигались вдоль горной границы Центрального Техаса, я все меньше понимал, где нахожусь. Даже немногие оставшиеся стада скота выглядели как-то неуверенно.
Когда мы остановились на поздний ленч на берегу реки Сан-Маркос, у ресторана, который я помнил, оказалось, что он закрылся четыре года назад. Поэтому нам пришлось ограничиться ломтями хлеба, кувшином вина и рекламным щитом «Плавающего поросенка Ральфа»
[92]
в парке напротив «Страны Чудес».
[93]
По реке сновали водяные велосипеды; несколько не слишком амбициозных аквалангистов в гидрокостюмах ныряли в зеленой воде глубиной в десять футов; Поросенок Ральф и Майя не сводили с меня глаз.
— Ты так и не рассказал мне, о чем думаешь, — заметила Майя.
Я жевал хлеб с сыром и смотрел на реку. Прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, почему пребывание здесь вызывает у меня неприятные чувства. Я вспомнил, как приезжал сюда на рождественских каникулах с Лилиан. Тогда мы сильно напились и отправились купаться нагишом вместе с нанюхавшимися кокаина парнями из ансамбля, игравшего блюграсс.
[94]
Вода была такой холодной, что наши губы стали пурпурными. Я сидел рядом с Майей и видел перед собой Лилиан. Потом я посмотрел на залитую солнцем Майю, на ее глаза, ставшие почти золотыми. Та часть моего сознания, что пыталась свести все факты воедино, чувствовала себя так, словно собиралась продеть нитку в иголку в кухонных рукавицах.
— Трес?
— Да, я знаю. Просто у меня пока нет ответа.
Она провела пальцем по краю стакана.
— Хочешь услышать мою версию?
Я продолжал жевать безвкусный хлеб. Майя ждала, потом посмотрела в свой стакан и тихонько выругалась — что-то относительно того, что я глупый белый дьявол.
— Проклятье, Трес. Неужели ты думаешь, что Лилиан отдала тебе статуэтку случайно? По-твоему, она не знала, что произойдет, если разбить эту парочку скелетов? Как ты можешь продолжать считать, будто она всего лишь жертва?
Я смотрел на реку.
— Может быть.
— Может быть, — повторила Майя. — А что, если — предположим, это так — Лилиан исчезла вполне сознательно? Если бы я оказалась на ее месте и поняла, что пытаюсь шантажировать мафию, мне не осталось бы ничего другого, как уносить отсюда ноги, причем как можно быстрее. Может быть, сначала я бы послала сигнал о помощи — и обратилась бы к тебе. Как узнать правду, когда она у тебя под носом?
— Правда. — Я посмотрел на нее. — Майя, я знаю, ты пытаешься помочь. Так вот, правда состоит в том, что ты меня ужасно отвлекаешь.
Я хотел, чтобы мои слова прозвучали сердито, но у меня не получилось.
Майя собралась ответить, но уже в следующую секунду поджала губы. На мгновение ей стало холодно под жаркими солнечными лучами, она обхватила руками колени и спрятали ноги под бежевым сарафаном.
— Тогда скажи, чтобы я возвращалась домой, — проговорила она.
Я опустил глаза. Некоторое время мы сидели молча и бросали хлеб болезненного вида уткам. Иногда они его клевали, но в основном смотрели на нас, и кусочки мякиша попадали им в голову. Ни малейшего проблеска интеллекта. Я в тот момент им посочувствовал.
— Ну, ладно, — сказала Майя. — Тогда обещай, что ты вернешься.
Парни и девушки на водяных велосипедах смеялись, Поросенок Ральф ухмылялся, поглядывая на меня. Я смотрел на печальную полуулыбку Майи и слушал дьявола, пристроившегося у меня за спиной. Я преследовал призраков в городе, который почти не помнил, имел дело с людьми, которых едва видел — мешали старые эмоциональные травмы. Возможно, Майя права. Красивая женщина предлагала мне бегство от первых двадцати лет моей жизни. Только глупец сказал бы: Майя Ли, нет.
— Нет, — ответил я.
Она лишь кивнула, протянула мне руку и помогла встать.
Мы с минуту смотрели друг другу в глаза, потом она повернулась и пошла к машине.
Я бросил в дикую утку остатками хлеба. Она довольно долго не шевелилась с таким же бессмысленным видом, какой, наверное, был у меня. Потом что-то крякнула и, словно призрак, умчалась прочь над поверхностью реки Сан-Маркос.
