Впрочем, может, он уже понял, что она здесь с добрыми намерениями, что каждый день она приходит сюда по зову сердца.
Пернилла по большей части молчала, но Моника все равно чувствовала, что помогает — хотя бы тем, что присутствует в квартире, и ощущение покоя не покидало ее еще часа два после ухода. Ей казалось, что с первым этапом ее великой миссии она справилась. И заслужила небольшую награду — чувство облегчения и спокойствия. А еще она теперь четко осознавала бессмысленность всего остального. Как будто шелуха слетела, обнажив самую суть вещей. Но спустя несколько часов сердце ее снова начинало биться учащенно. Она все могла объяснить по науке и прекрасно представляла все физические реакции собственного тела. Ее организм мобилизовывался, увеличивая свои шансы на выживание. Страх гнал кровь к крупным мышцам, печень высвобождала запасы глюкозы, чтобы помочь им справиться с нагрузкой, шум в ушах означал, что сердце работает на повышение давления, а селезенка сокращается и выбрасывает больше кровяных телец, отчего растет содержание кислорода, и в крови начинает бурлить адреналин… но никакие «отлично» ей теперь не помогали. Ее забыли научить, как подчинить себе эти реакции. Тело помогало ей защититься, убежать — но что делать, если бежать некуда? Днем ей часто казалось, что вокруг нее стеклянный шар, и то, что происходит снаружи, ее больше не касается. По вечерам она ездила в спортзал и усиленно тренировалась, но, когда ложилась в кровать, заснуть все равно не удавалось. Едва она гасила лампу, ее охватывало отчаяние. И растерянность. Все мысли, которые она гнала прочь днем, в темноте ночи возвращались. Это было невыносимо. Что она делает? Лучше об этом не думать. Жизнью правит отнюдь не здравый смысл и отнюдь не справедливость — а раз так, то у нее есть право придумать собственную стратегию восстановления порядка. Потому что силы, которые управляют жизнью и смертью, лишены логики и не умеют делать выбор. Принять это нельзя. Надо найти способ с ними расквитаться.
Когда же она наконец засыпала, во сне ее ждали другие ловушки. Томас. Он появлялся ниоткуда и будил в ней тоску, из-за которой она начинала во всем сомневаться. Все то, что — как она думала — можно заставить себя забыть усилием воли, — все это осталось в ее теле, в ладонях. Она ошиблась.
Она выписала себе снотворное, ей хотелось защититься от него.
И он оставил ее в покое.
На третий день она набралась мужества и предложила остаться после прогулки, чтобы приготовить ужин. И разумеется, съездить в магазин и купить все необходимое. Добавила, что с удовольствием оплатит все сама. Пернилла мгновение поколебалась, но потом с благодарностью приняла предложение. С тех пор как она осталась одна, спина стала болеть сильнее. У мануального терапевта она не была уже три недели. Моника знала почему — у них нет денег, но Пернилла должна сказать об этом сама. Монике нужны были и другие подробности, и она надеялась, что за ужином она сможет обо всем разузнать.
Надевая в прихожей пальто, она решила, что приготовит запеченную телятину с картофелем, и задумалась, надо ли покупать вино, как тут появилась Пернилла.
— Кстати, я вегетарианка. Кажется, я не говорила об этом?
Моника улыбнулась:
— Как удачно, а то я как раз собиралась купить мясо. Вы давно едите вегетарианскую пищу?
— С восемнадцати лет.
Моника застегнула последнюю пуговицу.
— Какие-нибудь особые пожелания?
Пернилла вздохнула.
— Нет. Честно говоря, мне и есть-то не очень хочется.
— Есть в любом случае нужно, я найду что-нибудь подходящее. Вина хотите? Я могла бы купить?
Пернилла помедлила.
— Кто-то из кризисной группы сказал, что в первое время я должна с осторожностью употреблять алкоголь. Наверное, люди в моей ситуации часто начинают утешаться бокалом вина.
Моника не ответила, задумавшись, не раскусила ли ее Пернилла, но та продолжила:
— Но мне это не угрожает, потому что на алкоголь у меня все равно нет денег. Так что немного вина я бы, пожалуй, выпила.
Моника долго выбирала в овощном отделе. Сама она ничего вегетарианского не готовила и в конце концов обратилась за помощью к персоналу. Рецепты висели рядом с молочным отделом, и она выбрала тушеные лисички — праздничное блюдо и легко готовится. Направляясь с полными пакетами к машине, она уже предвкушала. Пернилла, похоже, ей доверяет, и угроза быть отвергнутой словно отодвинулась на задний план. Сегодня они вместе поужинают. У них будет возможность познакомиться поближе, и ей не хотелось, чтобы в ней разочаровались. Она поставила пакеты и вытащила ключи от машины — и в это мгновение увидела его. Он появился ниоткуда, просто возник внезапно на асфальте рядом с пакетами. Сизый голубь с отливающими фиолетовым крыльями. Моника уронила ключи. Он смотрел на нее черными немигающими глазами, и Моника вдруг испугалась, что он что-то замышляет. Не отрывая взгляда от голубя, она наклонилась, быстро нашла нужный ключ на связке и открыла машину. И только когда она подняла с асфальта пакеты, голубь испуганно взмыл и полетел, а она, быстро забросив покупки в салон, села в машину и, прежде чем тронуться с места, заперла все двери.
Припарковавшись у дома Перниллы, она еще какое-то время просидела в машине, приходя в себя. Снова заметила эту толстую собаку. Она сидела всего в нескольких метрах от своего балкона двери и справляла нужду, а закончив дела, поторопилась вернуться домой. Кто-то открыл ей дверь, было темно, и Моника не разглядела, мужчина это или женщина.
Пернилла смотрела телевизор, сидя на диване. На ней снова был свитер Маттиаса, Моника заметила, что она плакала. На столе лежала кипа конвертов с прозрачными окошками, в которых обычно приходят официальные письма. Моника поставила пакеты на пол. Она надеялась, что сейчас ей снова станет легче, и чувствовала, что готова к решительным действиям. Присела рядом с Перниллой. Пора было делать следующий шаг.
— Как вы?
Пернилла не ответила. Закрыла глаза и опустила лицо в ладони. Моника бросила взгляд на лежавшие на столе конверты. Почти на всех стояло имя Маттиаса, похоже, это были счета. Такой шанс она упустить не должна.
— Вам, наверное, трудно открывать письма на его имя.
Пернилла убрала руки и тихо всхлипнула. Обхватила руками колени.
— Какое-то время я вообще не могла прикасаться к почте, но теперь вот открыла, пока вы были в магазине.
Моника вышла на кухню и принесла бумажные салфетки. Высморкавшись, Пернилла сжала салфетку в руке.
— У нас нет денег на то, чтобы оставаться в этой квартире. Я знала, но у меня не было сил об этом думать.
Моника медлила с ответом. Именно эта информация была ей нужна.
— Простите, что я спрашиваю, но что у вас со страховкой? Я имею в виду от несчастного случая.
Пернилла вздохнула. И все рассказала. Рассказала то, о чем Моника уже слышала от Маттиаса и что осознала только теперь. На этот раз она слушала очень внимательно. Мобилизовала свою профессиональную память и не упускала ни малейшей детали, ни единой цифры, и, когда Пернилла закончила рассказ, Моника представляла себе проблему во всей ее полноте. Знала, что деньги на лечение Перниллы они взяли не как обычный кредит, а под тридцать два процента годовых. И поскольку средств на его своевременное погашение у них не было, сумма выросла, и теперь они должны семьсот восемнадцать тысяч. Единственным доходом Перниллы была ее пенсия, но даже при условии, что им дадут пособие на жилье, прожить на эти деньги все равно не удастся.
