Подруги с интересом смотрели на сына Сопливого. Тот тряс затекшими руками и продолжал говорить. Похоже, на смену его упорному молчанию пришла отчаянная болтливость.
– Батя у меня с этим профессором Рябчиковым не один десяток лет вместе в лаборатории отработал. Ну, и где справедливость? Профессор за свою работу бабки лопатой греб, квартиру ему от государства выделили, участок на Неве, который ему вообще на фиг не нужен был. Ну, а мой батя как был нищим, так бы нищим в гроб и улегся.
– Отец твой работал лаборантом?
– Ну и чего? – вызверился Сопливый. – Всякая работа почетна! Может быть, без моего бати этот профессор вшивый ни одного своего изобретения и не сделал бы! Может быть, отец ему помогал во всем!
– Ты ближе к теме давай. Как твой отец додумался место профессора занять?
– А тут и думать особенно нечего было. Профессор под конец совсем странным сделался. Он иной раз и не понимал, где находится и кто вокруг него. А батя зашибать начал. Ну, его мама и выставила. Мол, иди в свою лабораторию, там и спи.
– И что?
– Ну, а лабораторию как раз в то время прикрыли. Вы же помните, в девяностых до науки вообще никому дела не было. Батя к профессору на квартиру и перебрался. Тот не возражал, ему вообще все по фигу было. Батя готовил для профессора, убирался в квартире. Себе водку покупал, профессору – еду. Оба довольны были.
Постепенно профессор вообще перестал покидать свою квартиру. Все, что ему было нужно, он и так имел. Стол, компьютер и ручку с бумагой, нехитрую еду и воду. Наверное, он бы так мог жить еще долго, но внезапная болезнь оборвала его век.
– Вот тогда батя и придумал эту штуку. Себя выдал за профессора, а профессора вместо себя похоронил. И чего? И нормально получилось. Они оба уже старики были. Да еще вместе проработали всю жизнь. Оба бородатые, в очках. На фото их и не отличить было. Профессор к себе никого не приглашал, ни с кем не общался. А батя, как подмену совершил, вообще все связи оборвал.
– Но вы-то отца признали?
– Ясное дело. Только я тоже не сразу врубился. Но потом, конечно, сообразил. Один раз пришел, батя бухой, а профессором и не пахнет. Второй раз пришел – опять профессора нет. Ну, тогда бате и пришлось мне во всем признаться. Дескать, он самого себя похоронил, за профессора жизнь доживать станет.
– И вы потребовали взять вас в долю!
Сопливый скривился:
– Скажете тоже – долю… Батя основные капиталы трогать боялся, хотя и знал, что профессор много бабок имеет. Только на проценты и жил. Их выдавали, к паспорту особо не приглядывались. Ну, а если бы батя счет профессорский закрыть захотел, там бы засуетились, конечно.
То же самое касалось квартиры и земельного участка. Их трусливый старик, занявший чужое место, тронуть тоже побоялся.
– Ну, а кому батя плохо сделал? Профессор один жил. О том, что у него сынок имеется, батя и не знал даже. Когда тот ему на голову свалился, батя чуть в штаны не наделал. Мне звонить принялся. А что я мог? Говорю, дружи с «сыном». Так мы хоть узнаем, если он чего затеять вздумает. Повезло, что профессор с женой своей еще давным-давно развелся. Сын с ним никогда и не общался. Моего батю с легкостью за своего родного папашу принял. Даже не задумался, тот ли его человек в дверях встретил.
Время шло, а лаборант Сопливый, предавшись любимому досугу, совсем спивался. Он все хуже соображал, что происходит, все реже появлялся в этой реальности.
– Батя либо пьян был в дымину, либо бухло искал. И тут эта Ульяна, откуда ни возьмись, появилась!
Сначала Вадим не понял всей опасности, которая исходила от тихой жилички. Отец ему невнятно объяснил, что Ульяна будет жить в свободной комнате, и это немаловажно, так как процентов с профессорского счета стало уже не хватать на то, чтобы поить всех желающих. А их день ото дня становилось все больше и больше.
– Я сначала даже обрадовался. Хорошо, думаю, жиличка бате деньги будет отстегивать, мне забот меньше. А то батя уже заикаться было начал, чтобы мне денег совсем не давать. Ну, этот финт у него бы со мной, ясен пень, не прошел, я от своего бы не отступил. Но все равно, приятного мало, когда тебя каждым рублем попрекают.
С появлением Ульяны ситуация разрешилась. Отец Вадима получил от нее выпивку, а часть денег по-прежнему отдавал сыну, чтобы тот молчал о том, что знал, и не поднимал суеты.
– Но потом я замечать начал, что соседи к Ульяне как-то странно относятся. Да и сама она потолстела. Батя сказал, беременная она. Ну, а на фига нам в квартире младенец? Я и говорю бате – гони жиличку.
Только Ульяна быстро заткнула рот обоим мужчинам.
– Она стала больше платить, батя и затих.
К тому же младенец в квартире если и появлялся, то крайне редко. Ульяна объясняла, что ребенок находится у ее сестры, там ему лучше. Старший Сопливый, допившийся к этому времени до чертиков, не интересовался уже вообще ничем. А младший Сопливый появлялся лишь раз в месяц, чтобы получить свою долю, и тоже был заинтересован лишь в том, чтобы все шло, как раньше.
– А потом батя умер, ну, и завертелось…
Тяжелый вздох, вырвавшийся из груди Вадима, говорил о многом.
– Когда Ульяна впервые заикнулась при мне о том, что она никакая не жиличка, а законная жена, у меня в голове прямо все помутилось. Ясен пень, Ульяна знать не могла, что я тоже на наследство старика профессора претендую. Но мне-то батя все совсем иначе объяснил! Он сказал, что я все получу после его смерти. Других наследников нет, меня он любит, я – его единственный сын, значит, хоромы, участки и счет в банке моими будут.
Похоже, старик так долго жил под чужой личиной, что и сам начал верить в то, что все богатство принадлежит ему одному. Но в то же время он путался в деталях и порою считал себя Сопливым, а порою принимал образ профессора. В голове у этого пьяницы была полнейшая каша. И его очень слабо интересовало, что же будет с деньгами и имуществом после его смерти.
Его сын тоже особой образованностью не страдал. Просто принял на веру слова отца о том, что все будет хорошо, деньги достанутся ему, этой мыслью и жил.
– А потом дело все круче и круче пошло. Я понял: если не устраню Ульянку, не видать мне денег как своих ушей. И ребенка ейного тоже надо было убрать.
– Ты его убил?
Голос следователя звучал спокойно. И лишь игравшие на скулах желваки выдавали скрытое волнение.
– Не… – помотал головой Сопливый, и у всех отлегло от сердца. – Что я, ненормальный, чтобы ребенка убивать? Это же дите. Отвез его в соседний город, в Лугу, там в детский дом подбросил. Небось они сообразят, что с младенцем делать.
– А Ульяну ты зарезал?
– Ага, – спокойно признался в содеянном Сопливый. – А что делать было? Она сама первая начала. Не в свое дело сунулась, вот мне ее и пришлось… того… устранить. Как батя умер, я ее обхаживать начал. Мол, она бедненькая, слабенькая, ее поддерживать надо. Уж не знаю, что она там себе про меня думала, может, думала, что я ухаживать за ней взялся, но помощь от меня охотно принимала. А я, чтобы подозрения ее усыпить, нарочно стал говорить, что она в своих правах действует, как мужняя жена она всему наследница. Вот и как Сергей нарисовался, она ко мне за помощью кинулась. Ну, я ей и говорю, спровадь его побыстрее, все права твои. Нечего этого гада и слушать! Он столько лет носа к отцу не казал, а теперь на все готовенькое явился! И ребенка, говорю, спрячь подальше.
