Убрав смятый фартук с одной из табуреток, его бабушка жестом предложила мне присесть. Сама же, так и не сняв пальто и платок, осталась стоять напротив. Было впечатление, что, как только мы зашли в подъезд, она дала себе обет молчания. Присев на указанный табурет сомнительной прочности, я спросила, как мне к ней обращаться.
– Марь Петровна, – буркнула она себе под нос, продолжая стоять возле меня. Она была настолько мала ростом, что наши лица находились почти на одном уровне.
– Может быть, вы тоже присядете, Мария Петровна. Мне как-то неудобно сидеть перед пожилой женщиной. Да и вам будет удобнее, – предложила я.
– А чего рассиживаться? Нету Алешки, – и она стыдливо опустила морщинистые веки. – Обманула я вас.
– Но ведь вы это не по своей воле. Он вас попросил. Так? – спокойно рассудила я вслух.
– Так и есть, – смягчилась она. – Сегодня утром встал, оладьев поел со сметаной, чаю кружку выпил, потом бриться ушел. Долго плескался там. Я еще кричу ему, мол, вода у нас по счетчику, чего так много льешь, да и на работу опаздываешь. А он мне из-за двери орет: я, мол, сегодня на работу не пойду. А если кто искать будет оттудова, скажи, мол, заболел. Потом вышел, стал сумку собирать. Поклал туды шаболы свои, щетку зубную поклал и пасту забрал, окаянный. А мне вот теперь иди, новую покупай. И все, дверью хлопнул и тю-тю, – развела она руками, присаживаясь рядом на такой же табурет-близнец.
– То есть куда он ушел, вы не знаете, – констатировала я неизбежный факт.
– Откуда ж мне знать. Он мне отродясь ничего не докладывает. Я ему нужна, шоб едьбу готовить. А более не за чем. Только вот не ушел он, а, кажись, поехал. Права искал на свою таратайку. Да. Меня еще пытал, куды я их подевала. А я их всегда в коробочку кладу, когда он их бросает где ни попадя, – стала сетовать Мария Петровна. – Понадобились вдруг! Вынь да положь. Сам раз в сто лет катается, все больше пиво свое сосет, а ты ему за правами следи.
– М-да, сочувствую вам, – наигранно вздохнула я, торопясь перейти к нужной теме. – Но хотя бы предположить вы можете, куда он мог отправиться на машине? Может быть, в Скотовку? У вас ведь там дом, насколько я знаю.
– А что он натворил-то, чего вы его ищете? – опомнилась Мария Петровна, не ответив на мой вопрос.
– Надеюсь, ничего. Он мне просто нужен как свидетель.
– Свидетель чего? – подозрительно посмотрела она на меня слезящимися глазами.
– Ну, вы в курсе гибели его друга Аркадия Костромского?
Чуть подумав, она сняла с головы платок и утвердительно кивнула почти лысой седой головенкой:
– Так в курсе, конечно. Они сызмальства дружбу водили. Страсть как жаль Аркашку. Хороший парнишка был. Ничего плохого о нем не скажу. И Лешку за пьянки его ругал, и со мной всегда такой вежливый был. Только каким же свидетелем нужен Алешка? Парня ведь просто машиной сбило. Разве ж не знаете?
– Знаю. Просто хотела поговорить с вашим внуком об Аркаше, – попыталась я объяснить свой визит. – Узнать, каким тот был человеком. Так надо, поверьте.
– Так это я и сама тебе могу рассказать, – охотно предложила Мария Петровна. – Ты спрашивай, а я расскажу. Я ведь его еще ребенком помню. Когда у Алеши родители померли, им обоим по пятнадцать годков было. Пацаненкам этим. Я ведь дочь и зятя похоронила, – прерывисто вздохнула она, и я, воспользовавшись незначительной паузой, поспешила ее прервать:
– Я все понимаю, уважаемая Мария Петровна, но мне все-таки хотелось поговорить именно с вашим внуком. Так вы можете предположить, где он сейчас может находиться? В Скотовке?
– Да бог его знает. Может, там, а может, и к Толяну этому отправился. Только вот зачем тогда машину взял? Анатолий ведь совсем горький пропойца. Похлеще моего внучка будет. Ох, не люблю я, когда они вместе. Если соберутся, то все выходные дни пропьют. Только ведь сегодня не выходной. А чего сегодня-то? Среда, кажись?
– Случайно не Воскобойникова имеете в виду? – спросила я, вспоминая слова Анастасии Валентиновны о том, что его она бы тоже внесла в круг подозреваемых, как Марину Каравайцеву и Маргариту Постникову.
– К нему, к нему – забулдыге. Между прочим, Аркаша всегда был против их дружбы. Даже ругались из-за него. И я говорила: чего, мол, тебе там? Медом, что ли, намазали? Вот слушай Аркашеньку, он плохого не посоветует. Алешка потом тайком к этому Тольке ходил. Толяну. Так он его зовет. Это чтоб Аркашу не раздражать. Аркашу-то он, конечно, больше любил, что и говорить. Ох, беда, беда. Чаю хотите? – неожиданно предложила она. – С оладышками. С утра напекла.
Я бы с удовольствием съела парочку-тройку, если бы не грязь этой кухни. Определенно данная обстановка не способствовала аппетиту, во всяком случае, моему, и я вежливо отказалась.
Адрес Анатолия Воскобойникова я помнила. Отсюда, если учитывать пробки, минут двадцать езды. До Скотовки, даже если без пробок, больше часа. Все говорило в пользу того, что сначала надо посетить Анатолия. Даже не глядя на то, что Алексей Спесивцев собрал сумку с вещами. Может, он решил у собутыльника несколько дней перекантоваться? К тому же не помешает знакомство с очередным подозреваемым, коим считала его Костромская. И потом, чтобы ехать в глушь-деревню, надо быть соответственно одетой, а не на шпильках в короткой юбчонке. Но если вернусь домой для переодевания, сразу начну лениться. Наемся и завалюсь на диван. Кстати, о «наемся»: мысль об оладьях со сметаной прочно засела в мозгу. Для начала неплохо бы подкрепиться, как говаривал Винни-Пух.
– А какой номер дома у вас в Скотовке? – спросила я бабушку Спесивцева уже в коридоре.
– Двадцать второй. Самый последний. Прямо у леса стоит. Мы с Аркашкой вот недавно ездили по грибы туда.
Еще минут десять мне пришлось из вежливости снова прослушать рассказ о белых и подосиновиках и о том, как их надо готовить. Лучше бы в этот момент вместо меня тут находилась гурманка Виола Андреевна, которая так желала узнать секрет рецепта.
Поблагодарив Марию Петровну за теплый прием и понимание ситуации, я распрощалась с ней, облегченно выдохнув, когда оказалась за дверью. Путь мой лежал в ближайшее бистро, пиццерию или что-то наподобие.
Пройдя с гордо поднятой головой мимо так и сидевших на лавочке двух бдительных бабушек, я кинула им через плечо: «До свидания». Старость надо уважать. И, услышав активный шепот у себя за спиной, направилась к «мишели».
* * *
Ближайшая забегаловка под названием «Три толстяка» оказалась буквально за углом десятиэтажки. Кто же додумался так назвать кафе? – подумала я, входя внутрь. Если человек хоть немного комплексует из-за своего лишнего веса, он, по-моему, никогда не войдет под такую вывеску. Или это рассчитано исключительно на таких стройных, как я? Интересно, а родственники Юрия Олеши, если таковые есть, имеют право потребовать определенных выплат от кафе за использование названия его бессмертного произведения? К удивлению, я увидела за столиками не трех, а даже пятерых толстяков. Весьма упитанные мужчины и женщины, сидя за разными столами, что-то с аппетитом уплетали. Да еще парочка худосочных студентов изучала коричневую папку с золотым тиснением – «Меню». Я села за столик возле окна в ожидании официантки. Когда она подошла ко мне, протягивая такую же папку, я без промедления запросила две порции оладий со сметаной в одну тарелку и чашку кофе по-турецки.
