Лелька еще раз погладила белесую пролысинку на лошадиной голове
и пошла прочь от Дома культуры имени Свердлова. Отсюда, с улицы Октябрьской
(бывшей Дворянской), не слышно было вальса «На сопках Маньчжурии», но Лелька не
переставала тихонько напевать:
Пусть гаолян
Вам навевает сны.
Спите, герои русской земли,
Отчизны родной сыны.
Подходя к дому, Лелька посмотрела вниз, на свое окно, едва
поднимающееся над землей, – и сердце екнуло, когда она увидела промельк света
за стеклом. Значит, Гошка пришел…
Брат встретил ее в дверях:
– Ну как?
– Сказал, завтра.
Обрадованный Гошка схватил ее в объятия:
– Лелечка, умница моя! Правда? Дай я тебя расцелую!
– С ума сошел, – проворчала она и заслонилась локтем. – Жить
надоело? Нет уж, держись от меня подальше!
Брат послушно отошел, а Лелька допела наконец песню:
Вы пали за Русь,
Погибли за Отчизну.
Поверьте, мы за вас отомстим
И справим кровавую тризну…
* * *
Ну да, начиналось все мило, интригующе, многообещающе.
Однажды, около полудня, когда клиент совершенно не шел и
Лидия просиживала свое подержанное кресло в полной праздности – дошла даже до
того, что сама себе начала гадать, а это уж самое последнее дело, ибо начинаешь
видеть в картах не то, что они говорят на самом деле, а то, что хочешь увидеть,
– тренькнул звонок. Лидия радостно вскинулась, глянула в «глазок» и довольно
улыбнулась, увидав элегантную даму своих лет. Исключая молодых людей с
похотливо горящим взором и некоторым взбугрением под ширинкой, она больше всего
любила именно таких посетительниц. Свои, можно сказать, сестры по несчастью. Их
беды, радости и невзгоды читались так же легко, как «Le calendrier pour dames»,
«Дамский календарь», пустенький журнальчик, содержащий кулинарные и
косметические рецепты, а также шутки, которые отличались просто-таки
первозданной простотой и были рассчитаны на особ, совсем недавно произошедших
от обезьяны либо только сотворенных из Адамова ребра – кому как больше
нравится. Своими точнейшими прозрениями и оптимистичными предсказаниями Лидия
повергала таких дам в священный трепет, а потом в счастливые слезы.
Даме, вошедшей в салон, было за сорок… Хм, понятие
растяжимое. Она выглядела определенно помладше Лидии, может быть, лет на
десять. Несколько пухловатая фигура, но все еще стройна, одета с безупречной
простотой, причем это не la confection, готовое платье, которое благодаря
магазинам Поля Пуаре неудержимо входило в моду даже среди самых достаточных
людей, и отнюдь не изделие кого-то из русских couturiers (их стиль, несущий на
себе отчетливый оттенок того московского провинциализма, который так коробил
еще Пушкина, Лидия за сто шагов могла узнать!). Пепельно-серый костюмчик явно
был из maison французской модной звезды Шанель. Туфли на каблуке, качество –
выше всех похвал. Жемчужного оттенка шляпка («поганкой», с мягкими полями,
самый последний крик!) являлась прелестным обрамлением бело-румяному лицу с
влажными черными глазами, которые так и хотелось сравнить с глазами лани – и
именно испуганной. Вообще дама очень напоминала ту особу, которая изображена на
картине Крамского «Неизвестная», только она была поста… пардон, повзрослевшей
лет на пятнадцать-двадцать и одетой в соответствии с модой нового времени. В ее
лице было нечто от красивой еврейки, и Лидия насторожилась: эти в обращении
очень милы, конечно, однако жмутся над каждым франком и даже сантимом, на чай
не оставляют, а порой вообще норовят уйти, «забыв» заплатить… Впрочем,
наученная горьким опытом, Лидия никому не начинала гадать, не получив сперва
гонорар за визит.
Ну, уселась клиентка, Лидия вынула ей для начала из колоды
Таро три карты… и попала, что называется, в самое яблочко. Выпала
посетительнице перевернутая десятка кубков (разлады, раздоры, гнев, ярость)
между прямой дамой кубков (милая, мягкая, женственная особа) и перевернутым
королем мечей (злой человек, эгоист, холодный, жестокий и расчетливый).
Потом Лидия разложила цыганское гадание с джокером.
Растолковывать карты даже не понадобилось: «дама кубков», она же дама черва,
разрыдалась и сама все рассказала о своей злосчастной жизни. Впрочем, не такой
уж и злосчастной. Эмигрантка, конечно, она нашла себе богатого русского,
который еще до войны четырнадцатого года сотрудничал с французами и имел в
Париже небольшую, но вполне преуспевающую фирму по ремонту телефонных аппаратов
– модной новинки, которая давно перестала быть данью моде и новизне, а стала жизненной
необходимостью. Мсье Гаврилов холост, любим женщинами и, конечно, ужасно
важничает, понимая свою ценность как объекта женского внимания. Нине Яковлевне
– так звали посетительницу – он не раз признавался в пылких чувствах, она уже
ждала предложения руки и сердца, однако в последнее время огонь в сердце Данилы
Ильича, к несчастью, несколько поугас. И он прочно замолчал о том, что так
мечтала услышать Нина Яковлевна. Она пришла к гадалке, надеясь услышать слова
надежды и утешения, однако карты показали нечто совсем иное…
– Не надо отчаиваться, – сказала Лидия, глядя на Нину
Яковлевну со всем возможным сочувствием. – Мы с вами сейчас раскинем карты
снова и спросим у них о том, что делать и как быть в этой ситуации…
– Да не надо ничего спрашивать! – с внезапной решительностью
воскликнула любительница серых оттенков. – Я сама знаю, что делать и как быть!
Но вы должны мне помочь, вот что!
– Всей душой! – кивнула Лидия, почуяв, что затевается нечто
интересненькое. – Сделаю все, что в моих силах!
И Нина Яковлевна открыла ей, чего она хочет. Оказывается,
предмет ее сердечных трепетаний – человек очень суеверный. Свято верит
всевозможным гадалкам и предсказательницам, это отлично известно всем его
знакомым, и они снабжают его адресами салонов, которые только открываются в
Париже. Недавно ему дали адрес мадам Лидии, и нынче вечером мсье Гаврилов
собирается ее навестить, дабы спросить совета о том, как жить… Нина Яковлевна,
зная о его намерении, нарочно его опередила и прибежала к мадам Лидии. Она
просит, нет, умоляет гадалку: не просто так раскинуть перед Данилой Ильичом
карты, а раскинуть со смыслом. Так, чтобы мсье понял: сама судьба пророчит ему
не проявлять нерешительность, не мучить свою милую подругу, Нину Яковлевну, а
немедля схватить ее за руку и тащить под венец. А если упустит такую
драгоценную даму кубков или черва, то весь свой век несчастен будет!
Разумеется, Нина Яковлевна готова заплатить мадам Лидии
столько, сколько та запросит…
Разумеется, мадам Лидия назвала самую высокую цену, которая
только пришла ей на ум.
