Не далее как сегодня у младороссов взахлеб нахваливали мощь
советской армии. А кто ее создал, эту армию? Так называемые «военспецы», бывшие
царские офицеры. Среди них мог быть и он, Дмитрий… Ну да, ведь он же боевой
офицер! Если бы не ушел тогда с Витькой из Энска в Казань, не обрубил бы все
концы, кто знает, вдруг да отсиделся бы под крылышком влиятельного шурина Шурки
Русанова (эх, сколько он в свое время повеселился над тем, что шурина зовут
именно Шуркой!), ставшего редактором резко покрасневшего «Энского
рабоче-крестьянского листка»?
Правда, в эмигрантской прессе мелькали слухи о
многочисленных репрессиях среди советских военных… Но о репрессиях пишут
столько и такого, что во все написанное плохо верится. Определенно чушь, как
всегда. О Советской России чего только не писали! Однако в последнее время
печать стала сдержанней и не искажала факты до неузнаваемости, а просто-напросто
снабжала их самыми ехидными замечаниями, благо советская действительность
оставляла для таковых комментариев преширокие возможности. А вот во времена
революционные и Гражданской войны пресса работала куда более грубо и топорно.
Дмитрий, у которого всегда была отличная память – любые стихи мог запомнить,
прочитав всего лишь дважды! – кажется, навеки и почти дословно запомнил
несколько пассажей, напечатанных в какой-то белогвардейской газете в
девятнадцатом году и поразивших его воображение изощренностью фантазии: «На
левую руку красноармейцам накладывают особый красный штемпель, дабы облегчить
поиск дезертиров. Инженер Рогаль, автор этого изобретения, получил премию в 50
тысяч рублей». Или: «На секретном заседании выступил Ленин. Он заявил, что наш
главный козырь – международная революция, без нее русской революции надеяться
на успех нельзя. Есть два выхода. Первый: глупо, красиво умереть, даже и с
музыкой. Предлагаю второй выход. У нас есть остатки золота и броневики.
Вышвырнув ненужных нам людей, мы уйдем со всем этим в подполье». Ну и совсем уж
ни в какие ворота не лезущее: «Коммунисты постановили собрать на каждую волость
женских волос 3—4 пуда, женского молока – 7 пудов, из каждых 100 человек 75
расстрелять…»
Хотя насчет расстрелов, кажется, вполне соответствовало
действительности…
Тогда! Тогда соответствовало! Тогда была война! А сейчас
совсем другое время! И даже если кого-то из военспецов все же поставили к
стенке, несомненно, они сами того заслужили, в какие-нибудь комплоты
антиправительственные ввязались.
Дмитрий покачал головой. Эх, если бы можно было вернуться в
армию! Он в юности манкировал службой, даже в отставку, помнится, рвался, но во
время войны проникся сознанием, что именно военная служба – самое важное, самое
ценное в его жизни. И если бы он был сейчас в России, он тоже мог бы служить в
армии. Неважно, красная она или белая. Главное – русская!
Хотя нога, чертова нога…
Хромая сильнее обычного (видимо, дожди не собираются в
ближайшее время прекращаться – так же, как и сосущая тоска сердечная), Аксаков
поднялся из метро на углу Шатодам и Ле Пелетье, сделал несколько шагов к рю
Марти, как вдруг столкнулся с человеком, который быстро шел к метро и на ходу
заглядывал в газету.
Газета упала, человек с трудом удержался на ногах, но
выронил свой портфель. Он поднимал портфель, а Дмитрий, по укоренившейся
привычке сыпля пардонами, начал собирать мигом подмокшие газетные листы.
Невольно глянул на текст – и не поверил своим глазам. Чудилось, его мысли
подслушал кто-то всеведущий! Подслушал – и немедленно послал на них ответ.
Газета оказалась не французская, а русская. «Правда»! С фотографиями военного
парада в честь 7 ноября, праздника их революции! «Великой Октябрьской
социалистической революции», – мысленно проговорил Дмитрий чуть не впервые в
жизни и вдруг ощутил острое желание сказать это вслух.
Наверное, его сочли бы сумасшедшим… Да и ладно, да и пусть
считают кем хотят!
– Мерси, мсье, – проговорил между тем человек, протягивая
руку за газетой, но Дмитрий не мог расстаться с ней.
Медлил, искательно вглядываясь в бледное, отечное, усталое
лицо мужчины с рыжевато-седой прядью, прилипшей ко лбу. Что-то знакомое было в
его чертах…. Где-то Дмитрий встречал этого господина, определенно встречал.
Если человек читает русскую газету, значит, он русский. Нет, в РОВСе такого
нет, точно нет. Где же видел его Дмитрий? На собраниях у младороссов? Или
просто здесь, в этом районе, встречал раньше? Да какая, впрочем, разница где?
– Извините, – пробормотал Дмитрий, – вы не могли бы отдать…
– Тотчас поправился: – Не могли бы продать мне газету? Очень вас прошу, окажите
такую любезность.
– Вы русский? – Светло-зеленые, блеклые глаза человека
смотрели настороженно.
– Да.
– Эмигрант?
– Да.
В тяжелом, набрякшем лице мужчины мелькнуло презрение.
Понятно. Он из новых, из советских! Сейчас заберет «Правду»… Нет, нельзя,
невозможно!
– Дайте газету, дайте! – воскликнул Дмитрий, вдруг лишившись
рассудка от внезапного приступа отчаяния.
Лицо неприятного человека смягчилось.
– Ну, берите, коли так, – буркнул он, пожал плечами и
торопливо спустился в метро.
Дмитрий посмотрел ему вслед. Мягкая серая шляпа уже скрылась
внизу, под сводом подземки.
– Спасибо, – прошептал Дмитрий и улыбнулся, чувствуя себя
невероятно счастливым. Даже нога вроде бы перестала болеть. Ан нет, лишь
показалось – стоило наступить на нее посильнее, в колено словно вонзили свои
когти десяток чертей.
Вот-вот, нечто подобное он ощутил тогда, на позициях, когда
упал, не чуя ни ноги, ни себя самого – одну только раздирающую боль, будто в
него вонзилась не одна пуля, а десяток.
Дмитрий шепотом выругался, пытаясь встать поудобнее, чтобы
не так ломило ногу, – и вдруг вспомнил этого человека.
Полуэктов! Тот самый Полуэктов, о котором он уже думал
сегодня!
Дмитрий и не думал, что картины прошлого могут ожить с такой
силой и яркостью.
…Вдали слышны звуки боя, а он лежит на земле, беспомощный,
почти неживой от боли, настолько ослабевший, что револьвер выпал из рук. «Все!
– подумал он тогда. – Теперь я совершенно в их власти! Не то что врага не
убить, но даже застрелиться нечем, чтоб не мучили!»
– Noch ein ist verwundet. Ja ist es Offizier!
[11] – слышен
голос рядом.
Немцы! Сейчас пристрелят, конечно. Вот и револьвер не
понадобится…
