Как-то утром Татьяна и Дмитрий отправились на работу, Рита
еще спала под присмотром няньки (арабки стоили вообще гроши, даже дешевле
русских эмигранток, их могли позволить себе даже самые недостаточные, а за
детьми они присматривали отменно, лучше некуда, и были очень опрятны, так что
выгода налицо со всех сторон), а Лидия собралась поехать в «Китмир». Ходили слухи,
будто великой княгине Марии Владимировне нужна приемщица заказов – дама средних
лет с аристократическими манерами и внешностью, и Лидия полагала, что подходит
под требования по всем статьям и великая княгиня непременно возьмет ее к себе
на службу. Другое дело, что в эмигрантской среде о знатной работодательнице
ходили самые дурные слухи. И вспыльчива-де она, и скандальна, и криклива, и
жалованье задерживает, и пропущенные по болезни дни не оплачивает, и уволить
может без всякого объяснения причин: просто вышвырнет на улицу, да и все. А в
«Китмире» у нее ужасная духота, теснота и антисанитария – даже крысы бегают.
Крыс Лидия боялась, кажется, больше всего на свете.
Помнится, в Харбине, когда они с Таней каждую минуту ждали ареста и заключения
в китайскую тюрьму, чуть ли не больше всего приводило в ужас, что тюрьма эта
располагалась в старых складах, где несметно расплодилось крыс, оттого между
ними и обитателями тюремных камер шла истинная война не на жизнь, а на смерть:
якобы заключенным иной раз приходилось даже часовых на ночь выставлять – чтобы
крысы не отъели кому-нибудь нос или ухо… Ужас, конечно. Да что там ужас –
сплошная жуть! Сейчас утешало Лидию лишь то, что в «Китмире» ей всяко ночевать
не придется, а при дневном свете, пожалуй, крысы поостерегутся нападать.
Итак, она миленько, с некоторой претензией на элегантность,
приоделась – в Эвелинины, увы, обноски. Впрочем, если честно, вещи были почти
новые, некоторые даже и вовсе неношеные, потому что Эвелина, которая весьма
раздалась вширь, их и поносить-то не успела, Лидии же, стройной, блюдущей
фигуру, впору пришлись, а если малость вышли из моды, так она кое-что перешила,
кое-что укоротила (нынче юбки едва достигали колен, что великая радость для
обладательниц красивых ног; Лидия, к примеру, такой моде всю жизнь следовала
бы!), кое-что украсила шарфиками или какими-нибудь рюшечками. Так вот,
отправилась она в «Китмир». Однако, спустившись в первый этаж (по-нашему,
по-русски, это второй, но в Европе-то все наперекосяк!), невольно задержалась
около квартиры мадам Прево: оттуда неслись гулкие, мучительные стоны.
Дверь была приотворена. Лидия хотела пройти мимо, чтобы
лишний раз не попасть под черный, недобрый глаз соседки, но это было уж совсем
не по-человечески, и она заглянула, бормоча непременные «пардоны». Как любят
говорить практичные французы: вежливость стоит дешевле всего на свете, однако
купить на нее можно самые дорогие вещи.
Мадам Прево лежала в прихожей. Видимо, почувствовав себя
плохо, женщина добралась до двери, чтобы позвать на помощь, да и рухнула. А где
ее прислуга? Ни одной живой души… Уйти? Нет, нельзя. Надо попытаться хоть
как-то помочь. Конечно, нечего было и думать поднять толстенную старуху. Лидия
побрызгала ей в лицо, подсунула под голову взятый с кровати валик (подушки, само
собой, здесь не нашлось), попыталась взять у мадам Прево из рук какую-то
толстенную книгу, которую та конвульсивно сжимала, но не тут-то было:
скрюченные пальцы вцепились в книгу еще крепче, а морщинистые веки поднялись.
Несколько мгновений взгляд старухи блуждал, потом глаза
остановились на лице Лидии. Изумление, ярость, насмешка, печаль, покорность –
выражения одно за другим сменяли друг друга, затем старуха прошептала: «Я так и
знала, что это будешь ты!» – и с усилием приподняла свой драгоценный фолиант,
сделав слабое движение, словно хотела передать его Лидии. Та машинально приняла
книгу.
В глазах старухи блеснуло торжество.
– Взяла! – пробормотала она. – Ты взяла книгу!
Вслед за тем женщина откинулась на спину, завела глаза,
захрипела и умерла – словно бы даже с облегчением.
Лидия кинулась на лестничную площадку – позвать хоть
консьержку, что ли, только бы не оставаться наедине со страшным трупом (в
смерти мадам Прево не было ничего благостного и чинного, мертвая выглядела она
еще более пугающе, чем при жизни), – но услышала топот поднимающихся по
лестнице ног. Судя по нескольким долетевшим до нее торопливым словам, это была
служанка мадам Прево, которая вела с собой доктора.
Конечно, следовало их дождаться, рассказать, что мадам Прево
умерла при ней. Но Лидия, сама не зная почему, крадучись, едва касаясь
подошвами ступенек, взлетела на свой четвертый этаж и постояла перед дверью,
отпыхиваясь (иногда все-таки приходилось признать с сожалением, что уже не
девочка, нет, далеко не девочка!) и безотчетно прижимая к груди книгу мадам
Прево. Кстати, а что за книга такая? Лидия открыла ее… Это оказалось собрание
самых разнообразных гаданий и толкований карт, как Таро, так и обычных,
игральных. Сами карты – новенькие, еще скользкие, взятые из недавно распочатых
колод, – были вложены меж страниц, и Лидии пришлось потратить немалое время,
чтобы собрать их в две колоды. Заодно она читала книгу. Но это уже потом. А в
ту минуту, стоя на своей площадке и прислушиваясь к причитаниям, доносящимся
снизу (служанка обнаружила, что мадам Прево уже мертва), она вдруг вспомнила
совсем другую старуху – Микитиху, знахарку из Доримедонтова. Некоторые называли
ее колдуньей. Микитиха по надобности привораживала чужих мужей и женихов,
раскидывала карты, тайно вытравляла грешный плод, выводила злых банников или
запечников (а заодно подселяла их тем, кто имел несчастье не угодить ей или
недоплатить), мало-мальски врачевала разные хворости, особенно лихо снимала
хомуты (ну и надевала, если кто-то опять же не угодил ей), скидывалась,
согласно досужим байкам, черной кошкой или свиньей… Все чин чинарем, словом,
как ведется по колдовскому ранжиру!
