Потом, уже в 1907 году, когда Эвелина после долгого молчания
написала сестре из Парижа и поведала свою историю любви к Эжену Ле Буа, а также
рассказала, как поступил с ней милейший Костя Русанов, Лидия не то чтобы
простила сестру, но хотя бы смягчилась к ней. И даже готова была ее снова
полюбить, как любила в детстве и юности. Особенно была готова к этому, когда в
забытый Господом ненавистный Харбин, где Лидия и Танечка никак не могли
очнуться после смерти Олега и каждый день проходил между страхом, что и их
убьют китайцы, как убили Олега, – и желанием самим развязаться с опостылевшей
жизнью: просто-напросто пораньше закрыть вьюшку в печи, а вскоре уже
встретиться и с Олегом, и с Никитой Ильичом, которого они лишились при
отступлении из Самары. И вот в этот их поистине предсмертный миг пришел вызов
из Парижа. От Эвелины. Она также прислала деньги на проезд через Китай, Америку
и Францию.
Не передать словами, с каким разнежившимся сердцем
встретилась Лидия с сестрой, но… при виде ее разных глаз снова воспылала к ней
прежней ненавистью. Эвелина, совершившая, конечно, роковую ошибку с Костей
Русановым (ну что он, в самом деле, такое, провинциальный адвокатишка, папильон
и бонвиван!), на сей раз выбрала великолепный объект для супружеской жизни.
Эжен Ле Буа – потомок аристократического рода, преуспевающий делец, владелец
обширных виноградников в Бургундии, близ Дижона. Знаменитое белое вино «Le
soleil de Moulene», которое успешно соперничало с самыми знаменитыми марками,
помогло его предкам нажить немалое состояние. К несчастью, в годы войны многие
виноградники были выжжены, заражены филлоксерой, «Le soleil de Moulene»
утрачивало прежнюю славу, и все же Ле Буа оставались весьма зажиточными людьми.
Особенно по сравнению с нищими Лидией и Таней, принужденными зависеть только от
щедрот богатых родственников!
Буйная натура Лидуси, когда-то мечтавшей выколоть золотистый
глазик своей везучей сестричке, просто не могла с этим различием смириться.
Конечно, она видела Эжена Ле Буа и раньше, однако в ту пору она и сама была
замужем за богатым человеком, ни в чем не знала недостатка, могла бы
соперничать с сестрой в чем угодно, и, честное слово, добропорядочный
красавчик-француз казался ей ужасно пресным по сравнению с «цивилизованным
разбойником» Никитой Шатиловым, которому она была обязана жизнью, достатком,
семейным счастьем. Но теперь Никиты нет уж на свете, Лидия вдовела который год,
ее сын Олег был застрелен где-то в китайской тюрьме, а Эвка, эта потаскушка,
наслаждалась счастьем с замечательным мужем и сыном!
А между тем пережитые невзгоды ничуть не состарили Лидию
Николаевну. В 1924 году, когда они с Таней перебрались в Париж, ей исполнилось
сорок четыре года. Конечно, дурак скажет, возраст уже немалый, но для настоящей
женщины возраст – такая ерунда, на которую не стоит даже обращать внимания! И
если Эвелина от сытой и безмятежной жизни изрядно обленилась и отупела (Лидия
Николаевна чувствовала такие вещи безошибочно, а если не чувствовала, то
превосходно умела убедить себя в этом!), то Лидия оставалась, как и всегда,
истинной охотницей за привлекательными мужчинами, прекрасно знающей их повадки.
И она моментально почуяла, что Эжен Ле Буа, сорокавосьмилетний буржуа, уже
несколько пресытился своей добропорядочностью и незыблемостью своего статуса.
Очень может быть, что ему поднадоели разные глаза Эвелины и захотелось
чего-нибудь иного. Во всяком случае, Лидия вскоре почувствовала, что участливое
внимание ее beau-frère[7] вполне готово смениться чувством менее
родственным и в то же время более острым.
Ну и, конечно, она сочла нужным поощрить его. Чтобы не
терялся, черт возьми!
Никаких угрызений совести Лидия не ощущала. Разве Эвелина,
Эвочка, Эвка в свое время не отбила у нее Костю Русанова, можно сказать, ее
жениха (на самом деле все обстояло не совсем так, но с течением лет истинная
подоплека тех давних событий несколько подзабылась, и Лидия вспоминала их так,
как хотела вспоминать)? Конечно, отбила! Значит, если на сей раз Лидуся отобьет
у Эвочки мужчину, это будет не грабеж, не разврат, а просто-напросто
восстановление справедливости.
Итак, Лидия сочла, что оный мужчина нуждается в поощрении. И
она так ясно, как только могла, дала ему понять, что именно от него требуется.
К несчастью, от ее шага Эжен не осмелел, а вовсе струсил. И,
очень может быть, намекнул на что-то такое супруге… Впрочем, Лидия так и не
смогла распознать, и впрямь слабак Эжен доложил Эвелине, что сестрица не прочь
«покормиться в ее огороде», или та сама разглядела неладное своим демонским
оком. Да не суть важно! Главное, что сестрица устроила Лидусе кошмарную сцену,
назвала бродячей шлюхой (la putain errante, вот как это звучало по-французски…
куда приличней, чем по-русски, хотя вполне можно было воспользоваться русским
выражением, однако добропорядочная буржуазка Эвелина Ле Буа окончательно
офранцузилась и не пожелала осквернять свою французскую речь – выразилась
попросту: бродячая шлюха, и все тут!) и в буквальном смысле слова указала
сестре на дверь. Заодно бродячей шлюхой была названа и Татьяна, которую тетушка
обвинила в попытке бесстыдно совратить кузена Алекса – наследника Ле Буа.
Но уж если насчет Эжена у Лидии и впрямь было рыльце в
пушку, то Танечка, конечно, испытывала по отношению к кузену только родственные
чувства. Невысоким ростом, легковесной юношеской статью, светлыми глазами с
расширенными зрачками, отчего глаза казались темней, чем были на самом деле,
косой прядью на высоком лбу, широкими бровями, внезапно хмурившимися, когда он
что-то не понимал, четким очерком рта – всем этим он был поразительно похож на
своего тезку и старшего брата – Александра Русанова, Шурку, которого Эвелина
вынуждена была покинуть в России, чтобы умиротворить новоявленного Отелло –
Костю Русанова и добиться свободы, получив возможность выйти замуж за Эжена.
Одновременно с Шуркой была оставлена в Энске и старшая дочь Эвелины, Сашенька,
рожденная от Константина и очень на него похожая, ну а Шурка-то был именно что
сыном Эжена, совершеннейшим Ле Буа, особенно с этой своей черной родинкой у
плеча… Да ладно, не о нем речь, не о Шурке и его родинке! Речь о том, что Таня
смотрела на Алекса как на брата, ну а уж если молодой Ле Буа влюбился в
прелестную кузину, то это его беда, а не ее вина.
Однако Эвелине попала вожжа под хвост. Буйным темпераментом
старика Понизовского обладала не одна Лидуся, но и ее сестра-близнец. Пошли
клочки по закоулочкам! Харбинские странницы были немедля изгнаны из дома Ле
Буа, и только настоятельное заступничество Алекса помешало тому, чтобы мать с дочкой
оказались просто-напросто на улице. Молодой человек увез их из дома на площади
Мадлен и поселил в очень милом отеле «Le bôton de maréchal» близ
авеню Опера́, дал на первое время денег и пообещал, что утихомирит мамашу,
которая в одночасье превратилась в сущую фурию.
