Они говорили верные, справедливые вещи: о всеобщей прогнилости строя, о дерьмизме номенклатурного класса, о необходимости обновления государства. И мы, понимаешь, как-то увлекались, энтузиазм поднимался – было для чего жить, и еще как: мы не обрубки, мы не куски скверноодушевленного мяса для превращения пищи в дерьмо – мы важные, ценные, могущественные – люди, работники, хозяева жизни! Конечно, мы стали работать с ними – еще бы нет.
Мы видели их лесть и нехитрый расчет – и все равно пыжились и с удовольствием гордились собой: своим умом, памятью, расчетливостью, проницательностью и воображением.
Все правильно: в тоталитарном государстве только тайная полиция имеет средства и возможности произвести переворот.
Но это тонкий, тонкий вопрос – на кого же в конечном итоге мы работаем.
Нас– то на нитке держит закукленная структура, по идее, внутри КГБ: кто нас создал -тот и отрыл, кто отрыл – тот и использует; кто использует – тот и зароет. Это с одной стороны.
С другой стороны – это реформаторы, желающие блага стране и власти себе. АН знаем мы эти революции, кушающие своих устроителей на завтрак и детей на обед.
С третьей стороны, Запад, США, спят и видят, как бы вся эта Империя рассыпалась и провалилась. А что невозможного – ломя деньгой и покупая все и всех подряд, выйти на группу – и грохнуть крепость изнутри? Кому это выгодно? Элементарно. Модель отработана – хоть немцы и большевики в 17 году.
С четвертой стороны, народишко притомился, придавлен до крайности, ни рыкнуть ни пикнуть, как клетки-ячейки в сотах. Ну-ну. Цель американского конгресса – благо советского народа. Тоже мило.
А когда складываются четыре стенки, получается ящик. Что говорит стенка стенке? Встретимся на углу.
А только с пятой стороны – вот вам крышка сверху: хрен мы им сделаем именно то, чего они хотят. Мы не пролетарии, и цепей нам не терять – нам их носить не на чем. Так что еще кто на кого работает.
Побачимо.
И уходя, мы хлопаем дверью так, что у всех надолго заложит уши.
Но есть еще одно, еще одно. Мы ведь сами себе аналитический отдел. Рабочий день у нас не нормированный, уж куда как. Мы считаем, обкатываем и прокачиваем все варианты, все узлы, все повороты. А для того, чтобы все учесть, надо все понять. Так что, кроме прочего, – все мы здесь – пониматели.
А если уж ты начал действительно думать и понимать, то неизбежно происходит вот какая штука. Над чем бы ты ни задумался, над какой бы малостью – в конечном итоге ты обязательно придешь к тому, как же вообще устроено все на свете. Вот такой побочный продукт нашей деятельности.
Но это он им – побочный, а нам – ого! И за все за то, ребята, что мы вам натворили и что вы сейчас расхлебываете, мы – как бы бесплатную премию от магазина за покупку (ха-ха!) – кидаем вам это знание.
Проверено – мины есть. Кантовать!
Нам это стоило жизни.
Без него – нет смысла ни в нашей жизни, ни в этой книге.
Что вы с ним будете делать? А я почем знаю. Крутитесь сами.
ЧАСТЬ 2
Все о жизни
Мой любимый герой – Санди Пруэль. На руке у меня татуировка: Я ВСЕ ЗНАЮ. Самое смешное, что это правда.
От этой правды иногда берет жуть. Как звук рассеивается в эхо, жуть рассеивается в одиночество.
Все произошло мартовской ночью: весенней грозой. Мне близилось тридцатитрехлетие: тот самый возраст.
Я был нищ, одинок и безвестен. Я жил в чужой стране. Мне было плохо.
Зачем– зачем-зачем? Я мог иметь карьеру, семью, деньги, положение. Я был талантливее, достойнее тех, кто процветал в литературе. Как же был устроен мир -несправедливо – что мне было плохо?
Я выбирал свой путь сам. И пришел к результату, который предвидел как один из возможных, который был мне нежеланен. Почему я не хотел сменить путь?
Каким образом сложилось это положение? Почему я поступал именно так? Как же устроен я, и как же устроен мир, и какой же в этом всем смысл?…
Где та система отсчета, где чаяния и страдания человека увязаны с поступательным движением истории, в чем конечная цель и смысл этого движения? Как же создан человек, и как же создан этот мир?
Голубые зарницы полыхали, рушились раскаты грома небесного: шел четвертый час утра. В стекла хлестала вода.
Ну и, как-то, я понял.
Если думаешь долго и добросовестно, то в конце концов всегда поймешь. Просто мало кто хорошо думает.
Год за годом долгими ночами я лежал и придумывал Мою Книжку. Это приятное занятие. Куда мне было торопиться. Деваться все равно некуда.
И когда я ее придумал, я стал придумывать к ней эпиграфы. Эпиграфов было много. Оказывается, все великие люди в общем думали об одном и том же. Выкидывать их было жалко – уж очень они подходили. В конце концов я оставил штук семь: пусть себе стоят:
Нет в жизни счастья.
Татуировка
Почему люди скучные бывают вполне счастливы, а люди умные и интересные умудряются в конце концов отравить жизнь и себе, и всем близким, думал он.
Эрнест Хемингуэй
Сильные души требуют пищи.
Стендаль
Если допустить, что жизнь может управляться разумом – то уничтожится сама возможность жизни.
Лев Толстой
Либидос и Танатос.
Зигмунд Фрейд
Е =mc2.
Альберт Эйнштейн
Ибо время близко…
Апокалипсис
А я Мишка – вашему терему крышка!
Русская народная сказка
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. Познай себя
[19]
Познать себя рекомендовал еще Сократ – со своим обычным лукавым ехидством, – как исходно необходимое, самое вроде бы простое и одновременно неисчерпаемо сложное, чтобы уже после познавать все остальное, внешнее.
Есть мир в человеке; и есть человек в мире, объемлющем все, включающем в себя и человека.
Античная философия познавала мир, пользуясь обычными словами и не теряя здравого смысла. Позднейшая философия, углубляясь в познание, дробила мир на отдельные явления и дробилась сама, изобретала профессиональную терминологию, распадалась на частные и дополнительные дисциплины – и в конце концов превратилась в огромный свод маловразумительных течений, понятных лишь профессиональным философам.
Эти философы различным образом объясняли людям то, что люди и так всегда знали. Многознание мудрости не научает. Овладение профессиональным жаргоном философов еще никого не сделало Экклезиастом.