– Как их зовут, Ир?
– Маша и Саша…
– Маша и Саша, – эхом повторила за ней Нина Вадимовна, медленно подтянув ладонь к дрожащим губам. – Машенька и Сашенька, значит… А… Отчество какое?
– Андреевны они, Нина Вадимовна. Моего отца Андреем звали. И на фамилию свою записала – Захаровы.
– Да? Ну да, конечно. Я понимаю… Но они же… Как две капли…
В следующую секунду девушка и не поняла толком, что произошло. Видимо, Нина Вадимовна решила присесть перед девчонками на корточки, чтобы заглянуть поближе в румяные личики, да не получилось этого простого упражнения. А может, ноги от волнения ослабели, только не на корточки женщина присела, а плюхнулась на колени, прямо на грязный асфальт, безнадежно испачкав полы светлого дорогого пальто.
Ирина совсем растерялась, оторопела. Вспомнилось вдруг из прошлого – да, у мамы Игоря ноги больные, какая-то болезнь коленных суставов, труднопроизносимая. И еще почему-то в голове пронеслось некстати – Карловы Вары. Да, именно Карловы Вары. Туда она все время на лечение ездила и Игоря с собой забирала. Как она не любила, помнится, эти неведомые Карловы Вары, которые забирали у нее на долгие летние месяцы Игоря!
Опомнилась, бросилась к ней, неуклюже подхватила за локоть, потянула вверх:
– Я вам помогу, Нина Вадимовна! Вы пальто испачкаете!
– Погоди, Ирочка… Боже, как они на Игоря похожи, одно лицо… Машенька, Сашенька…
Протянула ладонь, коснулась дрожащими пальцами сначала Машкиной щечки, потом Сашкиной. Девчонки разглядывали странную тетю с удивленным интересом, помалкивали, прижавшись друг к другу. Машка, подумав, вообще спрятала лицо, уткнувшись в Сашкину шапку. Она вообще была более трусоватая, с детства.
– Давайте я вам помогу встать, Нина Вадимовна! – все тянула Ирина ее за локоть. – Вам же неудобно – на коленях! И пальто…
– Эт-то что у нас тут происходит, интересно? – загремел за спиной мамин возмущенный голос. – Что это за картина маслом, а, я не поняла?
– Вот… Нина Вадимовна…
– Вижу, что Нина Вадимовна. А отчего ж на коленях, а не на голове? Могла бы и на голову встать, отчего же нет-то? Ишь, бесплатный цирк устроила, на колени бухнулась! Ну-к, Ирка, забирай детей, пойдем отсюдова…
Мама решительно подхватила девчонок, пошла прочь, шурша пакетом с покупками. Нина Вадимовна жалко засуетилась, запыхтела, с трудом поднялась, опираясь о ладонь девушки. И тут же ринулась вслед за мамой, растерянно бормоча и протягивая руку, как нищенка:
– Погодите… Погодите, Светлана Васильевна, прошу вас… Еще одну минутку можно… Посмотреть…
– А чего на них смотреть-то, они картины вам, что ли? Не надо на них смотреть, коль в свое время отказались! Ишь, посмотреть… Не маялись, не растили, не интересовались даже, а тут выскочили – посмотреть! Ирка, не отставай, чего там застряла? Пошли, не оглядывайся, и без того в универмаге задержались, детей кормить пора!
Ей ничего не оставалось, как догнать маму, подхватить Машкину ручонку. Оглянулась… Нина Вадимовна так и стояла на месте, протягивая им вслед руки. Мама перехватила ее суетливое движение, шикнула злобно:
– Не оглядывайся, кому сказала! Пусть теперь стоит, смотрит! А лучше в магазин идет, новое пальто покупать… Все изгваздала, дорогое, поди! Ничего, ничего…
Весь остаток дня мама пробыла в приподнято-мстительном настроении. Улыбалась сама себе, хмыкала самодовольно:
– Ишь, на коленки в грязь плюхнулась… Понятное дело, кровь-то родная – не вода… Прошибло, значит.
– Мам, у нее ноги больные. Она не хотела, так получилось.
– Ага, давай пожалей ее, бедненькую! Чего жалеть-то? Сама виновата! Права, права была твоя тетка! Их дело, их грех, им перед богом отвечать! Вот пусть перед ним и падают на коленки, грехи замаливают! А Нина Вадимовна твоя пусть вспомнит, как мне на дверь указала! Думаешь, мне тогда не обидно было? Бог-то не ермошка, видит немножко!
А через три дня, уже в сумерках, остановилась у калитки машина. Мама выглянула в окно, проговорила испуганно:
– Глянь, Ирк, какие к нам гости пожаловали…
– Кто это, мам?
– Не видишь, что ли? Игорек твой разлюбезный, собственной персоной, вместе с родителями.
– Игорь?! Не может быть…
– Да ты что, ослепла со страху? Да вот же он, в калитку шагнул, видишь? А какой вальяжный стал, совсем городской… Одежка-то какая модная… Хоро-ош, зараза!
– Мама! Мам… Скажи им… Скажи, что меня дома нет…
– Ну, чего ты заметалась, как курица? Ишь, с лица сразу спала… Давай уж, поговорим с ними, коли такой чести удостоились.
– Нет. Нет! Не могу…
Умчалась в свой закуток, сунулась в промежуток меж детских кроваток, присела на корточки. Машка с Сашкой мирно спали, посапывали тихо, и невдомек им было, что мать нервной дрожью исходит, хватает ртом воздух, болезненно прислушиваясь к начавшемуся в горнице разговору.
– …Да он сам приехал, Светлана Васильевна, никто его на аркане не тянул! Игорь, скажи…
Это Владимир Сергеевич, отец Игоря. Голос властный, начальственный. И в то же время виноватый, даже заискивающий немного.
– …Давайте отнесемся к ситуации взвешенно, без эмоций: да, мы очень виноваты перед вами, это мы ему условие тогда поставили. Но вы тоже нас поймите, он же у нас единственный сын! Поздний ребенок, все на нем сошлось, весь смысл жизни. Да, испугались за его будущее, смалодушничали… Такой момент определяющий был – поступление в институт…
– Ага. Определяющий. А у Ирки моей, значит, не определяющий. Вашему сыну все, а моей дочери ничего, таковская была, да? Уехал, забыл? С глаз долой, из сердца вон?
– Он не забывал, Светлана Васильевна. Это мы… Это из-за нас все… Условие поставили…
– Да катитесь вы со своими условиями знаете куда? У меня тоже Ирка не на помойке найденная! Она, может, сейчас тоже бы в институте училась! Условия у них, надо же!
Боже, ну зачем… И тон голоса злой, скрипуче-сварливый.
– Простите, простите нас, Светлана Васильевна… Умоляю…
А это уже голос Нины Вадимовны, высокий, со слезой. А Игорь почему-то молчит, ничего не говорит. Или они в самом деле его на аркане сюда притащили?
– А можно нам с Ирочкой поговорить, Светлана Васильевна?
– Да уж не знаю, захочет ли видеть вас моя дочь…
Всхлипнула, то ли усмехнулась, то ли икнула через нервную дрожь. И впрямь – смешно и неловко слышать мамино горделивое высказывание. Прямо по тексту «Бесприданницы» у Островского, ни больше ни меньше: там Харита Игнатьевна Огудалова тоже этак Паратову гордо в лицо бросила – уж не знаю, захочет ли видеть вас моя дочь…
– Где она, Светлана Васильевна?
Игорь… Его голос. Обхватила себя руками, пальцы клещами вжались в плечи. Надо унять дрожь, встать с корточек, плечи расправить, насмешливо и гордо глянуть ему в лицо. Как Лариса, которая бесприданница. Да, насмешливо и гордо. Ступай, мол, отсюда, не смей со мной даже разговаривать и на девчонок не смей смотреть. Это мои дети, только мои. А ты… Ты предатель и больше никто. Я же так тебя любила…
