Сегодня он может любить ее своим телом. Ласкать ее. Может дать ей понять, что в ней смысл его жизни. Брент крепко удерживал голову Грейс, проникая языком все глубже, сильнее. Она застонала от его поцелуя, и он продвинулся еще дальше.
Он положил руку ей на шею, поглаживая ладонью горло, потирая большим пальцем бешено пульсирующую жилку у его основания. Он оторвался от ее губ и повторил ими весь путь, проделанный пальцами: по щеке, затем вниз по горлу и вдоль ключицы.
Брент ощутил прикосновение рук Грейс под рубашкой — они изучили рельефы его спины, затем забрались под пояс, сжали ягодицы. На мгновение он закрыл глаза, почувствовав прилив возбуждения, сдерживаемый хлопковой и джинсовой тканью.
Затем он уткнулся носом в ложбинку ее декольте, проводя языком вдоль холмика груди. Он не отпускал Грейс от себя, одной рукой поддерживая за лопатки, другой поднимая ее майку и отодвигая в сторону чашку лифчика. Алчущими губами он искал ее сосок. Грейс глотнула воздух и выгнула спину, когда он начал лизать его, чувствуя, как сосок постепенно становится тугим и сморщенным.
Грейс чуть было не потеряла сознание от сладостной пытки, виновником которой был его рот.
— Брент, — прошептала она, прижимая его голову к своей груди одной рукой и нащупывая его ширинку другой. Она хотела снова прикоснуться к нему. Ощутить в своей руке его твердость. Она отчаянно желала вновь почувствовать его внутри себя.
Прошло слишком много времени. Двадцать лет она была лишена этого. Лишена Брента.
Она не могла прикасаться к нему, целовать его. Она нуждалась в нем.
Наконец она расстегнула молнию, проникла внутрь нижнего белья и освободила его, прикоснулась к нему — он был большим и твердым и принадлежал только ей.
Пусть лишь ненадолго.
Брент застонал, когда Грейс потерла большим пальцем возбужденную головку. Он снова нашел ее губы, прильнул к ним, запустил язык ей в рот.
Ее руки заскользили вверх и вниз по его члену, и он прервал поцелуй. Он стащил с себя рубашку.
— Раздевайся, — выдохнул он. — Сейчас же.
Он схватил майку Грейс и потянул вверх, снова впившись губами в ее губы, как только ее лицо появилось из-под трикотажной ткани. Его пальцы нащупали застежку ее лифчика и справились с ней одним движением. Он смотрел на нее пару мгновений, тяжело дыша, завороженный красотой обнаженной груди.
Грейс стянула свои джинсы, Брент сделал то же самое, и они стояли рядом, абсолютно голые, впервые за двадцать лет, а потом вдруг каким-то образом оказались на диване. Грейс лежала, придавленная к мягкому кожаному подлокотнику, ее ноги обвивались вокруг его талии, а он целовал ее в шею и грудь, постепенно опускаясь ниже.
— Брент, нет, — задыхаясь, проговорила она, поскольку его орган терся о ее живот, и она почувствовала, как мышцы глубоко внутри напряглись до невыносимой боли. Она подтянула его за плечи. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Прямо сейчас.
Она хотела, чтобы он поглотил ее. Заклеймил. Хотела, чтобы их связало самое интимное, что только может связать двоих людей. Ей не нужна была прелюдия.
Она хотела, чтобы он овладел ею. Брент почувствовал, как ее бедра активно двигаются под ним, и увидел лихорадочный огонь в ее глазах. Он ощутил ответную реакцию в своей крови. В животе. В чреслах.
Он был бессилен противиться ей. Брент ухватился за подлокотник и подтянулся наверх, а ее ноги снова обвились вокруг него. Затем он нашел нужную позицию, поместив локоть одной руки на подлокотник рядом с ее головой, другой рукой взяв ее за бедро и легонько упираясь налившейся головкой члена в ее горячее лоно.
Одним движением он вошел в нее до самого основания, и она вскрикнула, откинув голову назад и приоткрыв рот. Он поцеловал ее и начал приподниматься с каждым новым толчком.
Они задали собственный уникальный ритм, наращивая его с каждым движением, с каждым поцелуем, с каждым стоном. Все глубже и глубже. Все выше и выше. Их тела говорили друг другу то, что не могли сказать губы.
Унося их к звездам. Заставляя их сиять друг для друга ярче любого солнца.
Грейс впилась ногтями в спину Брента, чувствуя, как приближается кульминация, наплывая рябью, нахлестывая волнами, извиваясь в ее животе. Она застонала под поцелуем Брента.
— Да, — прошептала она. — Да.
Она стиснула его плечи, чувствуя его дрожь, зная, что он тоже близок к финалу, понимая, что он не контролирует себя так же, как и она.
Но в эту секунду для нее это было не важно. Она любила его. Они занимались любовью, и это было лучшее, что случалось с ней за всю ее жизнь.
И тут ее накрыло волной, и Грейс закричала, сжимая его ягодицы, притягивая его ближе, глубже, вздымаясь и опускаясь под ним.
Брент почувствовал, как она плотно сжимается вокруг него кольцом, и медленное, но неотвратимое движение к удовольствию вдруг набрало сверхзвуковую скорость. Он застонал, все еще закрывая ей рот своими губами, вздрагивая, пульсируя всем телом, вонзаясь в нее. Наконец он опустился на ее грудь, полностью истощенный. Абсолютно опустошенный.
Они полежали так еще немного, не разъединяясь, не шевелясь, не произнося ни слова. Брент своим весом придавливал ее к дивану, а она гладила его волосы, лоб, их сердечный ритм постепенно восстанавливался, дыхание успокаивалось.
— Мне нужно возвращаться к Таш, — произнесла Грейс в тишине.
— Я знаю.
Прошла еще минута. В голове у Грейс пронеслись десятки других фраз, которые она хотела сказать. Но она не озвучила ни одной из них. Она пошевелилась, и он отстранился, позволив ей встать. Они оделись, не глядя друг на друга, не произнося ни слова — оба слишком боялись говорить, чтобы правда ненароком не вырвалась наружу.
Грейс обула туфли и взглянула на него. Он сидел на диване, полностью одетый, усталый, красивый и очень мужественный.
— Спасибо, — пробормотала она.
Брент слабо улыбнулся:
— На здоровье.
— Мне пора.
Брент кивнул:
— Я загляну к Таш перед тем, как поеду домой.
Грейс кивнула в ответ. Затем развернулась и вышла из комнаты.
Когда Грейс снова присела у кровати Таш, над Мельбурном уже занимался рассвет. У нее было достаточно времени, чтобы подумать о возможных последствиях того, что только что произошло в комнате для дежурных врачей между ней и Брентом. Но она решила не думать об этом.
Для того чтобы делать выводы, анализировать ситуацию, нужен был чистый рассудок, а этим она сейчас не могла похвастаться, так что в размышлениях было бы мало смысла. Кроме того, она не сомневалась, что в ближайшие дни и недели она успеет обдумать и переосмыслить все случившееся еще миллион раз и в конце концов ее затошнит.
Пока же Грейс отказывалась портить ощущение блаженства, отказывалась испытывать чувство вины. Сейчас ей было достаточно переживать все это заново и чувствовать себя счастливой. Волшебство его поцелуев. Его прикосновений. Он по-прежнему мог удовлетворить ее как никто другой. Ему одному удавалось вознести ее к вершинам блаженства одним лишь проникновением. Он умел безошибочно угадывать все ее желания с точностью до секунды.
