– Так что же – так всегда и мучиться?
– Почему мучиться? Бороться!
– Зачем?.. Если так будет всегда?..
– Чтоб быть человеком. А не ходячим кишечником для переваривания пищи.
– Но неужели нельзя принять жизнь такой, какая она есть?
– Понять можно. Примириться нельзя.
– Почему?
– Потому что наша доля – жить. Значит – оставить свой след в мире. Изменить хоть что-то. А иначе – все равно, что и не жил.
В подсветке прожекторов вспыхнул шпиль Михайловского замка. Ветер трещал флагами на Марсовом поле. Город был пропитан историей.
Позднее Матвей говорил, что Ленинград, наверное, наложил свой отпечаток на ход звягинских рассуждений. Прямые перспективы, логически рассчитанные линии, сочетаемая единым планом архитектура оказали влияние (полагал он) на то, как Звягин представлял себе устройство мира.
Звягин пожимал плечами, находя это предположение слишком надуманным и искусственным. И улыбался рассеянно.
Он вообще приобрел некоторую не свойственную ему рассеянность. На прогулках забредал в незнакомые места. Не всегда откликался на обращение. И даже лицо несколько утратило обычную резкость черт.
Зато, словно по закону сообщающихся сосудов, мужская определенность и твердость линий начала угадываться в лице Матвея. Выражение, которое Звягин издевательски называл «любимая кошка сдохла», присутствовало все реже.
«Это естественно, – говорил Звягин жене, излагая за ужином свои успехи на ниве просвещения юных интеллигентов. – Мужчине требуется простой и честный взгляд на вещи. Который позволяет действовать согласно убеждениям. Томление юности – как корь, которой надо переболеть и выйти из болезни здоровым. Знающим, что к чему. Жаль, – добавлял он, – люди редко знают, что к чему. Большинство, махнув рукой, перестает задаваться вечными вопросами, а меньшинство мучится ими всю жизнь». Жена, однако, сомневалась, что достаточно объяснить человеку, как создан мир, – и ему сразу станет легче и веселее жить.
– Дело не в том, чтобы объяснить, – возражал Звягин, покачивая туфлей и посасывая молоко, – а в том, чтобы дать человеку страстно желаемое. Заболевшему от несчастной любви дай взаимность – и он выздоровеет. Разорившемуся банкиру верни состояние – и он не застрелится. Короче – напои жаждущего.
– Ты стал разговаривать сплошными афоризмами.
– Ты потолстел, – с неудовольствием сказала дочка. – У тебя стала больше талия.
– Но она еще есть?
– Папка, ты мне не нравишься.
– Дожили, – сказал Звягин. – Вот и признание.
– Ты всегда был чем-то занят. И всегда был веселый. А сейчас валяешься на диване, читаешь книжки и ничего не делаешь.
– Папа просвещается, – сказала жена. – Пусть читает. Лучше поздно, чем никогда.
– Я думаю! – возмутился Звягин. – Можно сказать – мыслю!
– Да-да – «следовательно, существую». Тогда почему у тебя растут бока, а не голова?
– Прекрати оттачивать на родном отце свое остроумие! Почему у тебя растет нахальство, а не благонравие?
– Оно уже выросло. У меня переломный возраст.
– Ирина, хозяйка ты в доме или нет! – воззвал Звягин. – Гони несовершеннолетних спать!
Несовершеннолетние затаились в темноте своей комнаты, бдительно следя сквозь оставленную щель за развитием разговора.
– Леня, – осторожно спросила жена, погремев в раковине посудой, – неужели ты всерьез уверен, что открываешь истину в последней инстанции?
Звягин добросовестно поразмыслил,
– Я допускаю такую возможность, – наконец ответил он.
– Ты полный дилетант. А у этого твоего Моти как-никак философское образование.
– По части философских категорий мне с его профессорами не тягаться. Но по части здравого смысла я никому уступать не собираюсь. Почитать умные книги – так на свете много разных истин. Из них человек выбирает ту, которая ему нужна.
– Перестань изрекать афоризмы, это надоедает. Не трогай молоко, я оставила его на утро, сварить кашу!
– Моя истина ему как раз. Без розовых красок и трагических вздохов. Жить и работать, глядя жизни в лицо!
– Пошли спать, – сказала жена, вытирая руки. – Тебе завтра работать. Глядя жизни в лицо.
На «скорой» изменения, произошедшие со Звягиным, также не могли остаться незамеченными. Высказывался ряд предположений: влюбился (но тогда почему поправляется, а не худеет?), заболел (но тогда почему такой здоровый вид?), попал в неприятности (но разве можно допустить, чтобы с неуязвимым Звягиным что-то случилось?).
– Леонид Борисович, о чем вы сейчас думаете? – игриво поинтересовалась диспетчерша Валечка из-за своей стеклянной перегородки.
– А? Что? – не сразу отозвался Звягин, вернувшийся с вызова и так и оставшийся стоять в вестибюле, глядя в окно, за которым уже набухали почки. – А… Видишь ли, существуют так называемые типические сновидения: полеты и кошмары. Почему человек летает во сне? Заметь, в юности летает, а с возрастом – все реже. А потому, что в юности энергии больше, нервная система сильнее. И ей требуются сильные ощущения. И сознание спящего рисует действие, дающее такое ощущение! Взять – и полететь: это уже какое-то сверхдействие, совершение невозможного! Человек стремится к небывало сильным ощущениям – а они связаны с действиями, каких еще в жизни не было. Так же и кошмары… Человек испытывает сильнейшее ощущение, ужас, – и ощущение связано во сне с действием необычным, невозможным: кошка разговаривает, или темная сила в дверь ломится… Человек видит во сне то, чего не бывает, потому что с этим связаны сильные ощущения, которых ему не хватает наяву. Тяга к совершению максимального, небывалого…
– Мама моя родная, – сказала Валечка. – Леонид Борисович, вы в отпуск скоро идете?..
– Вопрос хороший, – туманно ответил Звягин. – Мне самому вся эта история уже начала надоедать. Но надо сначала додумать до конца…
(«Когда я додумал до конца, то аж сам удивился, – рассказывал он впоследствии. – Я не знаю, что такое гений, но гением себя на минуту почувствовал. Стояла тихая такая весенняя ночь, звезды над черными крышами, – романтика, одним словом. Пил я молочко на кухне, шевелил потихоньку мозгами, никого не трогал. И тут вдруг до меня и дошло, как устроен мир. Даже жутко сделалось…»)
Матвей звягинскую теорию воспринял сравнительно спокойно. Возможно, потому, что светило солнце, чирикали воробьи, спешили по улицам люди, настраивала обстановка на бодрый лад. А возможно, потому, что воспринять готовую истину из чужих уст или дойти до нее самому – вещи, как известно, весьма и весьма разные.
– Итак, что такое жизнь вообще? – тоном заправского лектора начал Звягин их встречу, которую полагал заключительной и последней. – Что такое жизнь на Земле? И во Вселенной?
