Противотанковые калиберные болванки современные, шрапнель — французского производства, аж с Первой мировой. Совсем плохи дела, если на передовую тянут подобную рухлядь.
Справа раздались крики «Смир-рна! — Отставить», сигнализирующие о приближении начальства. Хлюпая сапогами по размокшей от октябрьского дождя траншее, у позиции материализовалась целая делегация — командир дивизиона лейтенант Задорожный, командир батареи младший лейтенант Петухов и темная личность, которая даже в балетной пачке будет выглядеть особистом.
Лениво скомандовав «смирно» своему расчету, Никольский отдал честь и доложился. Гэбист сразу вылез вперед и заорал:
— Какого хера открыли огонь, старшина?
— Согласно боевому уставу артиллерии, при подготовке оборонительных мероприятий на заранее укрепленной позиции силами расчета производится пристрелка со стороны вероятного направления появления противника. — Никольский, естественно, в глаза не видел артиллерийский устав РККА, но если его писали не полные дебилы, нечто такое там обязательно должно быть.
— Ты мне мозги не трахай, — военный гэбэшник придвинулся так близко, что обдал командира орудия вчерашним самогонным перегаром. — В жопу твой устав. Какого хрена тратил снаряды, которых на врага не хватает?
— Потому что пристреливаться в бою, под огнем врага и силами неопытных расчетов — верная смерть. Танки в первую очередь разобьют артиллерийские позиции, потом без помех приблизятся и передавят пехоту.
— Так ты еще и огрызаешься, с-сука! — особист потянул «ТТ» из кобуры. — Сейчас я тебя прямо здесь грохну.
— Товарищ лейтенант, — обратился Никольский к командиру дивизиона. — Этот гражданин требует нарушения устава и снижения боеспособности батареи. Разрешите его арестовать за переход на сторону врага!
Пистолет затрясся в руке. Желание пристрелить самоуверенного старшину возросло стократно, но делать это после обвинения в пособничестве врагу, основанного на какой-то уставной закорючке, в корне неправильно.
— Товарищ младший лейтенант, никто в моем дивизионе не может быть арестован или расстрелян без моего приказа. Старшина — участник Гражданской и единственный в дивизионе командир орудия с боевым опытом.
— Но открытие огня!..
— Не открытие огня, а пристрелка. Читайте устав, младший лейтенант.
— Я доложу, куда следует, — особист вернул пистолет в кобуру. — Не расслышал, как ваша фамилия, старшина?
— После боя напомните — скажу.
— Охренел вконец?
— Если меня убьют, вам моя фамилия ни к чему. Коли жив останусь — поговорим. А сейчас бегите в блиндаж, товарищ младший лейтенант. Тут жарко будет, не дай бог вашу шкурку поцарапает.
Когда защитник государственной безопасности скрылся с глаз, оставшиеся офицеры повернулись к ершистому старшине. Оба с виду годились ему в сыновья, а если учесть реальный возраст Никольского, то и во внуки: Лейтенант носил офицерские петлицы год, командира батареи сдернули из офицерского училища и бросили сюда. Вдобавок обоих учили воевать на дивизионной пушке образца 1930 года, но выданные им реликты царских времен знакомы лишь Владимиру Павловичу.
— Старшина Николаев, ты это… Ты зря так с особистом. Скотина еще та. Крови тебе выпьет, к гадалке не ходи. И мне заодно, — пробухтел Задорожный, крупный плотный мужик из-под Харькова.
— И про бога не надо лишний раз, — вставил комбат. — Командир орудия должен расти до батарейного, в партию вступать. А ты — «не дай бог». Точно дьякон.
Никольский усмехнулся. Рекомендацию в партию ему хотел дать сам Ульянов. Но не время и не место вспоминать о том вслух.
— Виноват, отцы-командиры, — по отношению к молодым офицерам обращение прозвучало чуть издевательски. — Теперь вот о чем подумаем. В дивизионе половина командиров орудий видела артиллерию только на параде. С моей помощью хоть по паре раз стрельнули, минимальное понятие получили. В танк не попадут, так хоть шрапнелью кого заденут. Кстати, в шестом орудии нет масла в откатнике, и заливать без толку — вытекает. Распределите снаряды и людей по другим расчетам. И последнее. Расстояние между орудиями больше тридцати метров. То есть командовать ими в бою вы все равно не сможете.
— Что предлагаешь, Николаич?
— Мы трое, умеющие наводить, бьем по танкам. Остальным прикажите самостоятельно выбирать цели и открыть огонь после нашего первого выстрела.
Офицеры переглянулись. Комбат двинул вперед влажную пилотку на стриженой голове и попросил:
— Немца пока нет, позанимайтесь с бойцами. Но без стрельбы.
— Сделаем. Пока особист не подсуетился.
Командир дивизиона развел руками, мол, урезонить придурка — выше его компетенции.
Упомянутый страж безопасности нарисовался через час. Вместе с ним в шикарном кожаном плаще, к которому удивительно не липли коричневые брызги, вышагивал чин покрупнее.
Никольский глянул на него и обомлел. Марсианин-2 Фридрих Шейдеман собственной персоной, более опасный, чем танковая группа вермахта.
— Разрешите доложить, товарищ полковник. Это и есть подозрительный старшина. Провокационные разговоры ведет, снаряды пуляет в белый свет, госбезопасность не уважает, — мелкий упырь услужливо протянул начальству донесение.
— Слушай мою команду, младший лейтенант. Если хоть раз слово вякнешь против уважаемого ветерана Гражданской войны, сдам к нему в команду рядовым подносчиком снарядов. Теперь вали нах… Быстро!
Боец невидимого фронта проглотил возмущение и исчез в глубине траншеи.
— Здравствуйте, Владимир Павлович. Вижу, вы меня узнали.
— Так точно, товарищ полковник.
— Правильно. Обойдемся без фамилий.
Повисла пауза. Никольский в ожидании смотрел на инородца, тот не спешил. Заложив руку за спину, оперся о мешок с песком, которым была обложена огневая точка. Артиллерист не выдержал первым.
— Чем обязан?
— По большому счету — ничем. А точнее, из-за необычного рапорта этого молодого дарования.
— Что теперь? Я, как вы догадываетесь, здесь не на задании.
— Знаю. И не под прикрытием вашего шефа.
— Убьете меня?
— Необязательно. Мне даже интересно. Вы смогли меня удивить. А самое главное — вы победили.
— В чем?
— В борьбе за судьбу России. Я вам объяснял во время нашей прошлой встречи. Мы — за естественный ход вещей. Шауфенбах почему-то обзывает наш подход энтропийным. Пару лет назад в результате естественного развития выходило неминуемое разрушение Советского Союза, которому мы не собирались препятствовать. А сейчас ситуация изменилась. Точнее, вы изменили. В советской или иной ипостаси России предстоит долго существовать как крупному независимому государству.
Никольский перевел взгляд на пехотный окоп. От дивизии, защищавшей рубеж под Лугой, осталась маленькая кучка людей, сведенная в батальон и отправленная на второй рубеж обороны. Простые парни, в большинстве своем — сельчане, не шибко образованные, совершенно не разбирающиеся в геополитике и даже не очень преданные бессмертному учению Ленина — Сталина. Главное, знающие одну простую истину — враг не должен пройти, чего бы оно ни стоило, наплевав на калибры орудий, толщину брони, плотность огня и прочие легко поддающиеся учету факты. Вот кто по-настоящему спутал планы германского командования, а также земных и иноземных интриганов, сталкивающих между собой государства. Но марсианам не понять. Для них люди — даже не пешки в игре, скорее песчинки в кирпичиках, из которых им хочется строить новое будущее планеты. Потому пребывают в удивлении господа, когда песчинки проявляют характер и волю, вгрызаются в землю насмерть перед немецкими танковыми колоннами, разгонявшими до этого французских и британских вояк, как кошка голубей. Да, вермахт дошел до Питера. Но не всесокрушающим штормом, а всплеском волны, перекатившейся через волнорез и зашипевшей на пляже, бессильно откатившись назад.
