И если в качестве бульдозеров немцы сумели-таки приспособить французские трофейные танки BI, оснащенные V-образным отвалом, прозванным «бабочкой», то справиться с русскими рогатками оказалось гораздо сложнее. Приходилось впереди колонн пускать танки, которые своими гусеницами ломали или вдавливали в снег и землю эти проклятые шипы, но помогало это далеко не всегда, а главное, при этом расходовался моторесурс танков и изнашивалась ходовая часть. На снежной целине немецкие танки вязли, и, чтобы этого не происходило, было решено поставить их на более широкие «зимние» гусеницы. Однако и здесь хорошая и правильная в общем-то идея обернулась большими неприятностями. Выяснилось, что ширина германских железнодорожных грузовых платформ не позволяет перевозить на них танки с уширенными траками, поэтому для каждой машины следовало постоянно иметь в запасе гусеницы двух видов: более узкие – транспортные, на которые танки заезжали на платформы и съезжали с них, и уширенные – боевые, в которые их после транспортировки по железной дороге приходилось каждый раз «переобувать».
На юге танки на широких гусеницах не помещались на понтонах, из-за чего любая переправа через реку превращалась в самую настоящую пытку для танкистов, не говоря уж о том, что во время этой операции их машины превращались в прекрасный объект для атаки с воздуха.
Дальше – больше: лютые крещенские морозы совершенно необычным образом помогли большевикам еще и тем, что дали им возможность производства оружия, которого им именно в это время из-за эвакуации многих военных заводов на Востоке не хватало особенно сильно. В частности, в районе Горького на химических заводах имелась взрывчатка, но не хватало корпусов для авиабомб, в которые можно было бы ее заливать. И вот тут кому-то из рабочих и пришла в голову мысль делать корпуса бомб изо льда, намораживая их из воды в двуразъемных металлических формах.
Изготовить эти формы было делом всего лишь нескольких часов! Затем в каждую из них заливалась вода, которая на морозе тут же и замерзала. Затем форму слегка нагревали при помощи паяльной лампы и легко разнимали на части. Готовый корпус имел вид ледяного цилиндра, заостренного впереди и пустого внутри, в который можно было заливать даже нитроглицерин, который от мороза также замерзал и становился менее опасным. Спереди в бомбу вставляли взрыватель, а сзади примораживали точно такую же коническую оконечность изо льда с примороженными к ней фанерными лопастями стабилизаторов. Чтобы такую бомбу можно было подвешивать, на ее корпусе закрепляли пару металлических лент с приваренными к ним замками для подвески, и… все, бомбу можно было цеплять к самолету, лететь и бомбить!
Вскоре под Горьким удалось наладить целое поточное производство таких бомб калибра 100, 250 и 500 кг, при этом их конструкция постоянно улучшалась, а эффективность росла. Так, например, отмечая хорошее фугасное действие ледяных бомб, летчики сетовали на то, что они практически совсем не дают осколков, поскольку лед при взрыве крошился в мельчайшую ледяную пыль. Над замечанием подумали и решили засыпать в формы литейный шлак и обрубки от литья – не что иное, как вторичные отходы оборонных заводов. Затем всю эту металлическую начинку точно так же заливали водой и замораживали, превращая тем самым бомбу фугасную в осколочную.
Теперь при взрыве во все стороны летели зазубренные куски нередко ржавого и грязного металла, наносившие тяжелые рваные раны, да еще и вызывавшие их заражение.
Когда внезапно начались перебои с нитроглицерином для снаряжения этих бомб, специалисты с соседнего завода, производившего жидкий кислород, предложили наполнять их опилками и жидким кислородом, дававшими при смешивании мощную взрывчатую смесь. При этом в корпус бомбы сначала засыпали и утрамбовывали опилки, после чего уже прямо на аэродроме в бомбу заливали жидкий кислород. Самолетам приходилось, правда, вылетать тотчас же после заправки, однако полетное время до целей обычно бывало невелико, кислород испаряться не успевал, и бомбы действовали достаточно эффективно.
Еще осенью, когда немецкие танки только шли на Москву, против них стали применяться так называемые «огневые мешки», представлявшие собой емкости из бензостойкой клеенчатой ткани вместимостью около 30 литров, непосредственно на аэродроме заполнявшиеся вязкой огнесмесью, которую прямо здесь же и готовили, загущая авиационный бензин специальными порошками. В горловину заполненного огнесмесью мешка вставляли деревянную пробку с терочным воспламенителем, пиротехническим замедлителем и картонной трубкой с разрывным зарядом. Затем ее обвязывали обыкновенной бечевкой, и мешок был готов к применению.
Сбрасывали такие «огневые мешки» с самолетов У-2 ночью с малых высот, причем вначале это делалось вручную прямо через борт самолета, а несколько позднее при помощи специальных кассет, которые подвешивались под крыльями и корпусом самолета. В каждую такую кассету загружали по два мешка. Массовое производство «огневых мешков» было организовано в Горьком, Самаре, Чапаевске и Казани, а на юге страны – в Грозном и Майкопе, где вместо бензина в них заливали смесь керосина и сырой нефти с азотной кислотой. Срок действия этих мешков ограничивался всего лишь несколькими днями, однако и расходовались они настолько быстро, что никаких особых проблем с их хранением не возникало. Одновременно со штурмовиков Ил-2 по скоплениям вражеской техники применялись более дорогие зажигательные ампулы в виде тонкостенных сферических сосудов, вмещавших по два литра самовоспламеняющейся смеси КС. На один штурмовик удавалось грузить до 150 таких ампул, что позволяло при налете нескольких десятков штурмовиков создавать на дорогах и по фронту целые зоны сплошного огня, в которых погибало абсолютно все живое.
Такими же ампулами по врагу из специальных ампулометов пыталась стрелять и пехота, однако точность стрельбы из них оказалась мала, из-за чего это оружие, как говорится, «не пошло». Зато в качестве средства минной войны для минирования дорог в тылу у немцев самым активным образом стали использовать обыкновенную бертолетову соль, которую до этого в боевых составах не применяли из-за ее слишком высокой чувствительности к трению и удару.
Но тут, ввиду нехватки всего и вся, специалисты из Института им. Д.И. Менделеева, эвакуированного в Казань, предложили бинарный метод ее использования, при котором все компоненты новой взрывчатки до употребления хранились по отдельности, а смешивались только лишь непосредственно в момент применения, причем сам по себе этот метод оказался весьма прост.
Бертолетову соль помещали в небольшие мешки из прорезиненной либо клеенчатой ткани и доставляли партизанам, от которых требовалось всего лишь одно – добыть некоторое количество любого жидкого топлива, кроме бензина. Для того чтобы заминировать дорогу, партизанам требовалось кирками выдолбить на ней мерзлый грунт, после чего заложить в яму мешок с «бертолеткой», которая затем заливалась жидким горючим. В горловину мешка вставлялся капсюль-детонатор с подсоединенным к нему бикфордовым шнуром, в то время как на конце шнура закреплялись две ампулы – одна с серной кислотой, а другая с бертолетовой солью и сахаром. После этого яма засыпалась землей и заливалась водой, а ампулы, измазанные грязью, укладывались в дорожную колею.
