– Забеременеть, – машинально поправил ее Пасюк и осекся, но тут же спросил построжавшим голосом:
– Что у тебя за бзик, Галсан? С чего это ты?
– Лама вчера приходил. С отцом и мной говорил. У тебя вот здесь пятно большое, от рода унаследованное, – девочка коснулась пальцами левой руки правого предплечья мужчины.
– Как ты узнала?
От сказанных тихих слов Пасюка проняло до пяток. И он, вскочив на ноги, от волнения смог только прошипеть этот вопрос. Но девчонка правильно его поняла и обстоятельно ответила:
– Лама гадал по бараньей лопатке, тебя видал. Его другой лама посылай! Великий лама, Панчен-лама! Он тебя глядел, много лет вперед видел! – буряточка задумалась и показала ему пальцы на ладонях, потом сжала в кулачки, оставив по одному пальцу.
– Восемьдесят лет тому вперед?!
«Ох ты! Это что за Нострадамус местного розлива? Раз он меня видел, он должен знать, как мы сюда попали! А нет ли возможности вернуться обратно?»
От первых пришедших в голову мыслей Пасюка бросило в горячечный пот, и он молча рухнул обратно на подушки.
– Лама мне говорил – сына от тебя зачинай! Скоро делай! Беда грядет – на мой род, на твой голова. Всем худо будет!
– Какая такая беда? Что ты мелешь?
Пасюка снова пробрало до пяток плохое предчувствие, которое затем прокатилось по телу – и все от слов бурятки.
«Выходит, лама и последствия гражданской войны видел? Или только для Баянова рода напророчил? Нет, скорее всем им тут хана будет! Нужно выбираться и поскорее…»
– Хараал на нас, лама сказал!
Буряточка потрясла его за рукав, выдернув из размышлений – глядела большими глазами, в которых плавился страх и собирался капельками слезинок в уголках блестящих бездонных серых очей.
– Харханай всем! Искупать нужно, кровь мешать нужно – одбэ рожать. У тебя отхон нет, хорошо… Рожать казака тебе буду! Один рожать, три рожать, пять рожать! Басаган рожать раз, казак много рожать…
Пасюк медленно охреневал – девочка знала, о чем говорила и с напором требовала. Что такое отхон он знал – младший сын. Только откуда она узнала, что у него детей нет, ни старших, ни младших?
Ох уж, поговорить бы с ламой, откуда у него такое ясновидение! Именно поговорить – он уже понял, что судьба привела его не туда, куда нужно.
– Калым давай не надо! – по-своему поняла его молчание девчонка. – Отец рад будет – землю давай, много давай. Может, сто делянок давай. Скот давай, арат пасти будет. Я хорошая жена буду. Сапсем…
Торопливо сказанные слова добили Пасюка – это ж надо, за него самого богатейший калым дают, лишь бы женился, и не на уродине какой, а на красавице, чья кровь явно не только брачеховская кровь – личико у девки светленькое и носик чуточку прямой и тонкий!
Но смех смехом, а внутри душа была натянута струной. Буряты не дурни, они люди расчетливые, и если предлагается такое, все устои за раз единый опрокидывающее, то видно, сильно их допекло, и угроза грядет для них нешуточная!
Но вот так запросто пойти в примаки к богатому буряту он не мог, да и не привлекала его дальнейшая жизнь в глухом кочевье. Какая женитьба! В душе все вопило от осознания того, что есть, хоть и слабенькая, надежда выбраться!
– Не могу на тебе жениться, Галсан! Не могу!
– Я хороший жена буду…
– Не могу! – отрезал Александр стальным тоном, и увидел, что девчонка побледнела как полотно. Галсан всхлипнула и уцепила его пальчиками за рукав гимнастерки.
– Жениться не надо, дитя мне делай!
– А если я откажу…
– Отец меня харанхай!
Просто и печально ответила Галсан, и потому как лицо ее дрогнуло, Пасюк понял, что это не бред, а очень серьезно.
– А почему Баян со мной не говорит?
– Лама не велел! Сказал – басаган все решай!
– А зачем Лифантьева увел?
– Никто не мешай с тобой говори. А ему добрый морин дари, отец водка пить отучайся!
– Понятно, – крякнул Пасюк и досадливо подумал – куда ни кинь, везде клин. Вон, у них все продумано: даже Лифантьеву, даром что злобу бурят на него имел, сейчас ради такого дела хорошего коня подарили, лишь бы подольше его задержать снаружи!
Откажет он девчонке – ее в жертву принесут или просто убьют, чтоб от всего рода заклятие и возможную смерть отвести.
– Отец тебе сейчас тоже дари морин, хороший. За дитя дари, – девушка с трудом произнесла это слово, погладила себе живот и торопливо добавила: – Седло казачье дари, улус делал, с алтын узда. Там стоит, сегодня сам забирай, веди с собою!
Пасюк вздохнул – девчонка неправильно поняла его досаду: мол, казаку коня подарили, а ему нет, обидно ведь, и грубовато, но строго произнес то, на что решился:
– Отцу скажи – ничего давать не надо! Дите я тебе и так сделаю, раз оно вам требуется. Вот только как насчет благополучных дней для зачатия, а то вхолостую ночь с тобою пройдет? Понятно?!
Девчонка торопливо закивала головой, а из глаз покатились крупные слезы. Она не совсем понимала, что говорит казак: если замаскированный отказ, то для нее это станет…
– Как тебя, такую пигалицу…
Пасюк скривился, выбора у него не было. Победят моральные устои – погубит девчонку. Он решил, что некуда деваться, да и месяц воздержания свою роль сыграл, и то, что Галсан была не только красивой, но и крепенькой, как все степнячки. А, значит, и вытерпит процесс, и будущего ребенка выносит, раз лама так приказал.
– Ну что ж, будем делать тебе дитя! Понятно?!
– Зай! Зай!!! – радостно всхлипнула девчонка, мгновенно поняв, о чем идет речь, и мигом принялась раздеваться, словно заправский духобор.
– Зай, зай – банзай! Ложись давай и не болтай!
Родион Артемов
Это была не жизнь, а сказка! Афинская ночь, право слово!
Горячее женское тело обжигало, но уже не возбуждало. Приглянувшаяся ему поутру буряточка, та, которая «Драгоценность», оказалась прямо ненасытной нимфоманкой, испив его досуха, буквально до последней капли. Выжали как лимон и, судя по игривым касаниям, хотели продолжить сей увлекательный, но изрядно утомительный процесс.
– Нет, нет, Эрдени! – Родион искренне взмолился. – Хватит на сегодня, я уже больше не могу. Не надо… Да сколько можно! Я же человек, а не секс-машина какая-то, батарейки у меня разрядились! Спать, давай спать, вон рассвет уже наступает!
Небо в очаговом отверстии сделалось уже серым, звезды начали терять свою яркость. Он никак не ожидал, что прозанимается этим делом, да еще с похмелья, больше полусуток – вечер да почти всю ночь.
– Отхон будет! – довольно произнесла женщина, положив его ладонь на свой пышущий жаром живот. Потом переместила ее повыше, на тугой комок груди, крепкий и привлекательный до сих пор, несмотря на двойные роды.
