Решив, что сие дело нехитрое, Артемов принялся за дело, но через десяток секунд понял, что не все так просто – табак просыпался, бумага не сворачивалась.
– Оставь, вашбродь, добро зазря просыпешь! – Красноармеец сочувственно вздохнул и отобрал кисет. – Здорово мы тебе пальцы во дворе отдавили. Щас закручу.
Не прошло полминуты, как ему сунули в зубы хорошо свернутую самокрутку да еще предупредительно зажгли спичку, прикрыв пляшущий огонек широкими ладонями с корявыми от работы пальцами.
Он сделал глубокую затяжку, ожидая спасительной «расслабухи». Вот только первая затяжка тут же стала комом в горле – такой лютости от табака Родион никак не ожидал, это оказался горлодер какой-то. Прямо скрючило кашлем, и он согнулся – желудок чуть ли не вывернуло наизнанку, будто с голодухи, хотя вроде только сейчас миску мясного варева выхлебал.
– Кха! Кха!!
– Экий ты, – боец выхватил самокрутку и сунул себе в зубы, – чего добру пропадать!
И с усмешкой посмотрел на офицера.
– Это ж тебе не дамские папиросы курить, вашбродь?! То самосад ваш сибирский, ох и свиреп, зараза. Его по чуток тянуть нужно, пока в привычку не войдет. Еще дымить будешь?!
– Нет, – отчаянно взвыл Родион и утер рукавом губы под неодобрительный взгляд. Желание покурить у него напрочь отшибло, будто никогда и не было. Нет, такой табак он не хочет. И спросил с надеждой:
– А сигарет у вас нет или папирос, на худой конец?
– Сигарет? – удивленно протянул боец. – Нет, о таких не слышал. А папиросы уже давно не курят, забыли про них.
– Так в портсигаре много было…
– Его товарищ Либерман к себе забрал. Чудные там папироски. Твои, что ли?
– Это сигареты американские, «Винстон» называются, – Родион посмотрел на мужика с сожалением – деревенщина, про сигареты не ведают, пальцем подтираются да еще клоунами работают. Или совсем рехнулись, заигрались в гражданскую?!
Но говорить такое в безжалостные глаза матерого убийцы, а это он нутром почуял, не стал. Тот, словно поняв его опасения, усмехнулся, оскалил зубы. И Артемов торопливо добавил:
– Портсигар не мой, его. – Он показал рукою на лежавшего рядом в недвижности Пасюка. Красноармеец тут же, к его великому облегчению, уселся рядом с подъесаулом и медленно, но веско заговорил:
– Ты перед нами «ваньку» не валяй, вашбродь, и бесчувственной барышней, что в «положение» попала, не прикидывайся. Чай не такое видали, шестой год воюем. Реснички у тебя дрожат, а, значит, давно подглядываешь. И слюну ты глотал – кушать-то охота. Так садись и похлебай горячего, чашка вон твоя стоит, паром исходит.
– Дай окурок добить…
Хриплый голос Пасюка, неожиданно севшего на своей постели, обрадовал Родиона, который начал опасаться худого – били-то их зверски, могли все поотбивать к ядрене фене.
– Покури, вашбродь, если хочешь. – Красноармеец протянул дымящуюся самокрутку и спокойно, но с уважительными нотками в голосе, угрожающе протянул.
– Только не дури, вашбродь, и на нас не кидайся. Хоть ты умелец подраться, но и мы в этом деле тоже понимаем, не первый год воюем. А за дверью еще бойцы стоят, чуть что на помощь придут. И на наши винтовки не надейся, без патронов они. Если дернешься – убивать тебя не станем, но ноги и руки прикладами поотбиваем. Так что ешь без глупостей…
Помощник командира комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев
– Кто ж знал, товарищ Либерман, что этот револьвер не пульками, ядовитой дрянью стреляет!
Ермолаев виновато посмотрел красными, как у кролика, глазами. Нехорошо получилось – решили проверить захваченный у офицеров короткоствольный «бульдог», типично бабское оружие, как он знал, а тот не пулю в стенку послал, а сноп ядовитого газа.
Окна закрыты – холода ведь стоят. И от этой гадости не только они с Либерманом из кабинета, весь его комендантский взвод сломя голову бежал, очумевшим стадом, растирая ладонями глаза. Едкая пакость, до жути отвратительная, только сейчас Пахом кое-как проморгал очи.
А если бы раза два выстрелил, как Либерман ему приказал?
– Хорошо, что ты патрон с красной головкой не истратил, – чекист, напротив, был доволен проведенным экспериментом и светился самой счастливой улыбкой. Правда, картину радости на лице несколько портили такие же кроличьи, растертые пальцами и снегом глаза.
– Тот, наверное, заряжен совсем смертельным газом, который вдохнешь и сразу помрешь в одночасье.
– Так давайте проверим? По овцам в закутке выстрелим, а как помрут, то мы тогда…
– Сиди уж, проверяльщик на мою голову. Надо эти патроны все до единого нашим ученым дать, чтобы они научились нужное вооружение для республики советской делать. Ценности они теперь просто неимоверной, а ты стрелять для забавы хочешь, товарищ Ермолаев?!
– Никак нет, не подумавши я ляпнул.
Пахом сконфуженно поник головою, спрятав руки в карманах шинели. В доме было до сих пор холодно, несмотря на то, что несколько часов топились печи. Ведь выбитые окна только сейчас кое-как заделали, тщательно проветрив все здание.
– Ты следующий раз головою думай!
Чекист неожиданно взъярился свирепым бобром, что в здешних местах когда-то обитал. И тут же остыл, видно поняв, что несколько перегнул палку – ведь приказ стрелять для проверки именно он отдал.
– Ладно, что было, то было!
После некоторой, но томительной паузы, пройдясь немного по горнице, чекист подошел к столу. И пододвинул к Пахому знакомые награды, отобранные от пожилого офицера.
– А что по их поводу думаешь?
– Насчет «венка» скажу – дешевая подделка из жести, а настоящий знак из серебра. Тяжелый он, солидный – таким офицеров награждали, что на Кубань с генералом Корниловым пошли. А этот будто на коленке делали, из двух скрепленных жестянок. И лента на нем иная, а должна быть георгиевской, – Пахом говорил уверенно, знающе. Но, взяв в руки синий с белым эмалевый крест, на такой же двухцветной колодке, надолго задумался.
– С крестом сложнее. Металл похож на тот, что на капоты аэропланов ставят. Люминий вроде…
– Алюминий, – поправил его Либерман.
– Вам виднее, вы в гимназии учились.
Немедленно согласился Пахом, пожав плечами. Но, видя настойчивый взгляд чекиста, умолкать не стал, продолжил говорить дальше, тщательно подбирая слова.
– Что у них серебра с золотом нет, чтоб из этого алюминия кресты делать? Не слышал, чтобы его использовали для чеканки.
– Но зачем тогда офицеру такие подделки носить? Потерял он их, что ли, и дубликат себе справил?
– Дубли как?
Ермолаев опять задумался, катая языком незнакомое слово. Затем выдал свою версию.
