Турецкий усмехнулся:
— А здесь что делаете?
— А за пособием пришли, — развязно ответил второй парень. — За спонсорским.
— Ясно, — кивнул Турецкий и повернулся к двери.
— Эй! — вновь окликнул его первый парень. — Вы там Павла Петровича сильно не терзайте. Эта история с сыном лет на десять его состарила. У него слабое сердце.
— Я учту, — пообещал Александр Борисович, распахнул тяжелую дверь и вошел в здание.
…С председателем ассоциации Богданом Юрьевичем Алексеевым Турецкий встретился у того в кабинете (скромно обставленная маленькая комната с геранью на подоконнике).
Это был высокий, статный мужчина с короткой щеткой седых усов под тонким и изящным, как у женщины, носом. Седоватые волосы Алексеева были аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Его вежливая улыбка излучала приветливость и душевность.
— А вы старше, чем я думал, — сказал Богдан Юрьевич, когда знакомство состоялось. И пояснил: — По телефону мне показалось, что у вас молодой голос. Я даже немного расстроился.
— Почему? — спросил Турецкий.
— Не люблю беседовать с молодыми людьми. В последние годы я сильно постарел, и между мной и ими образовалась пропасть. Взаимопонимание исчезло. Вы, конечно, понимаете, о чем я?
Турецкий неопределенно пожал плечами, не мешая словоохотливому председателю растекаться мыслью по древу (иногда это приносило неплохие результаты).
— Но вот вы пришли, и я успокоился, — продолжил говорить Алексеев. — Мы с вами почти ровесники, Александр Борисович. К тому же оба — бывалые парни. Случись что, поймем друг друга с полуслова.
Богдан Юрьевич выжидательно уставился на Турецкого. Тот вежливо кивнул:
— Хорошо, что вы так думаете. Потому что мне многое нужно понять. О вас и о вашей ассоциации.
— С удовольствием отвечу на все ваши вопросы, — расплылся в улыбке Алексеев. — Что вас интересует?
— Вы знакомы с Берлиным и Храбровицким лично, не так ли? — прямо спросил Турецкий.
— Конечно. Смею вас уверить, и тот, и другой — чрезвычайно порядочные и благородные люди.
— Расскажите мне о помощи, которую они оказывали ассоциации. -
— Гм… — Алексеев сложил руки на груди и задумчиво пожевал губу. — Говорить об этом можно долго… Как вам конечно же известно, в результате двух последних войн в Чечне пострадали тысячи молодых людей различных национальностей. Пострадали не по своей вине. Они просто выполняли свой долг, и выполняли его — в большинстве своем — честно. Излишне будет напоминать, что все они — русские, татары, дагестанцы — граждане России…
Алексеев метнул на Турецкого быстрый, пронзительный взгляд. Александр Борисович слушал старого вояку внимательно. Лицо его было непроницаемо, серые глаза смотрели спокойно. Богдан Юрьевич продолжил:
— Среди этих парней есть и орденоносцы, и даже Герои России. Герои не липовые, а настоящие! Заслужившие это высокое звание своей кровью и своим здоровьем. Причем не только физическим, но и душевным…
И вновь быстрый взгляд в сторону Турецкого — слушает ли, одобряет ли?
— …Но мы знаем, как к этим людям относится наша власть. Та самая, которая послала их проливать кровь. — Взгляд Богдана Юрьевича стал еще задумчивее. Седые брови нахмурились. — Ребята остались без жилья, без средств существования. Многие из них — инвалиды. Некоторые даже поесть и сходить в туалет самостоятельно не могут. Но посмотрите, как они живут. В каких условиях! По телевизору нам постоянно твердят: герои, герои, герои. И еще о том, как активно государство им помогает. Но на деле они не видят от государства никакой помощи. А помощь им нужна! Протезы, жилье, лекарства, денежные средства и прочее… Я вам еще не наскучил своим рассказом?
— Нет. Я слушаю.
Хотя Турецкий вел себя спокойно, Алексеев нахмурился еще больше, как будто услышал возражение на свои слова.
— Государство высосало из своих лучших сынов все соки! — с гневным пафосом изрек он. — А потом попросту выбросило их на улицу, на произвол судьбы.
Богдан Юрьевич прервал свой пламенный монолог, как-то странно посмотрел на Турецкого, затем вздохнул, открыл ящик стола и достал бутылку водки. Поставил ее на стол. Снова глянул на Турецкого.
— Выпьем?
— Я на работе, — возразил Александр Борисович.
— Ну и что? Меня это никогда не останавливало.
Он выставил на стол две граненые стопки. Свинтил
колпачок бутылки и наполнил стопки доверху. Пододвинул одну к Турецкому, свою же поднял и произнес торжественным голосом:
— За всех российских ребят, погибших и искалеченных в войнах!
— За это грех не выпить, — сказал Турецкий и тоже взял свою рюмку.
— Пусть земля им будет пухом, нашим мальчикам, — печально добавил Богдан Юрьевич. — А живые… пусть у них все будет хорошо.
Мужчины чокнулись и выпили. Алексеев крякнул и, поморщившись, поставил пустую стопку на стол.
— Вот и хорошо, — резюмировал он. — Может, еще по одной?
Однако Турецкий покачал головой:
— Нет, Богдан Юрьевич, хватит. Дело прежде всего.
— Ваша правда.
Алексеев закрыл водку и убрал ее в стол. Туда же отправились и стопки.
— Курить у вас тут можно? — спросил Турецкий.
— А почему ж нет? — ответил председатель. — Вот и пепельница имеется. Да и я с вами покурю. Пару сигарет в день мдгу себе позволить. А больше — ни-ни. Легкие пробиты.
— В Афгане?
Алексеев кивнул:
— Угу. Осколки мины. Полгода по госпиталям мотался, так что знаю о боли не понаслышке.
Турецкий и Алексеев молча закурили.
— Итак, о чем мы говорили? — спросил Богдан Юрьевич.
— О том, что государство не помогает ветеранам и инвалидам, — напомнил Турецкий. — Теперь, я думаю, самое время перейти к тем, кто помогает.
Алексеев улыбнулся и кивнул:
— Да, пора. О хороших людях и говорить приятно.
— Давно Берлин и Храбровицкий помогают ассоциации? — спросил Турецкий, не давая словоохотливому председателю собраться с силами для нового патетического монолога.
— Да давно уж. Года четыре, если не больше. Мы познакомились на приеме у президента. Мне тогда вручали очередную висюльку на лацкан. Ну и бизнесмены присутствовали, уж не помню по случаю чего. Познакомились с Храбровицким, разговорились. Он очень интересовался нашими делами. А дела были неважные. Видать, сильно я его задел и растрогал своими словами. Через несколько дней Храбровицкий перевел на счет ассоциации пятьдесят тысяч долларов. Не лично, конечно, а от лица корпорации «СНК», в порядке шефской благотворительной помощи. Потом он познакомил нас… ну то есть меня и моих сопредседателей… с Борисом Берли-ным. Тот тоже проявил участие. Ну а потом завертелось.
