Родичев присел на край кровати.
— Жора, ты меня слышишь? — тихим голосом спросил он.
Ответа не последовало.
Турецкий в это время рассматривал Виноградова.
— Что вы здесь делаете? — раздался за его спиной возмущенный голос.
Саша и Родичев разом обернулись.
На пороге стояла молоденькая медсестра, и Саша не преминул для себя отметить, что она очень даже ничего. И рассерженное выражение лица, с покрасневшими щеками и нахмуренными бровями, ей очень шло.
Похоже, что сестричка верно истолковала его взгляд, потому что ее щеки заалели сильнее, а лицо сделалось совсем строгим.
— Я еще раз спрашиваю, что вы здесь делаете?
Александр Борисович достал удостоверение в третий раз:
— Старший следователь прокуратуры Александр Борисович Турецкий. А кто вы?
— Медсестра Иванова. Екатерина. В этой палате нельзя находиться, больной еще слишком слаб. Я прошу вас выйти.
— Хорошо-хорошо. — Турецкий, защищаясь от напора молодой симпатичной особы, поднял руки. — Мы сейчас выйдем. Вы здесь хозяйка.
Одержав такую быструю и сокрушительную победу, Катя Иванова сразу смягчилась:
— Вам надо поговорить с главным врачом, Павлом Сергеевичем. Если хотите, я могу его сейчас позвать.
— Спасибо, Катюш. Вы нас очень обяжете, — сказал Турецкий.
— Только подождать вам все равно придется в коридоре.
— Но только после вас. — Саша галантно открыл дверь и пропустил медсестру вперед.
Главного врача долго ждать не пришлось, за ним даже не потребовалось специально ходить. Когда Александр Борисович вместе с Родичевым покинули больничную палату, Павел Сергеевич уже спешил по коридору им навстречу. Турецкий вспомнил, что ему уже приходилось пару раз разговаривать с Павлом Сергеевичем, правда, тогда он еще не был главным врачом. Да и сам Александр Борисович занимал тогда должность поскромнее.
Павел Сергеевич тоже узнал Турецкого и поэтому первым делом обратился к нему:
— Рад вас видеть, Александр Борисович. Хотя и встречаемся мы с вами исключительно вследствие трагических обстоятельств.
— Приветствую, Павел Сергеевич, — протянул руку Турецкий. — Вы я вижу, пошли на повышение.
Главный врач развел руками: такова, мол, селяви. Потом обратился к Родичеву:
— Вы Александр Анисимович Родичев? Вам звонил мой помощник. Мы сразу позвонили вам, как только потерпевшего доставили к нам в больницу.
— Значит, Георгий был в сознании, когда оказался здесь?
— Нет, но в его паспорт был вложен листок бумаги, — Павел Сергеевич начал хлопать себя по карманам халата, — записка. Я понял, что он сам написал. Там номер вашего телефона. Вот она. — Врач наконец нашел записку и протянул Родичеву.
Тот быстро пробежал записку глазами и передал Турецкому.
«Если со мной что-нибудь случится, срочно сообщите директору НИИ прокуратуры Александру Анисимовичу Родичеву-Никифорову. Георгий Виноградов». Далее следовал номер мобильного телефона Родичева.
— Хорошо, что он написал вашу должность, — обратился Павел Сергеевич к Родичеву. — В ином случае вы могли бы узнать об этом только к концу дня. Сейчас слишком много работы. Да и дежурный, надо сказать, попался добросовестный.
— Что с Георгием? — спросил Родичев. — Состояние действительно очень тяжелое?
— Не волнуйтесь, — Павел Сергеевич поправил очки, — состояние тяжелое, но кризис миновал. И вообще, могло быть гораздо хуже. Вы извините, что я так говорю, Александр Анисимович, — поправился он, — но у нас в больнице такое состояние пациента считается хорошим. Пуля прошла навылет, внутренние органы не задеты. Хотя с левой рукой в дальнейшем будут некоторые проблемы. Но его жизни ничто не угрожает.
— Значит, пулю вы не извлекали? — спросил Турецкий.
Павел Сергеевич отрицательно покачал головой.
— Я думаю, что через пару дней вы сможете с ним пообщаться. А теперь извините, я должен идти к пациентам.
— Спасибо, Павел Сергеевич, что уделили нам время, — улыбнулся Александр Борисович. — Да, чуть не забыл. Когда Георгия Виноградова к вам доставили, при нем были какие-нибудь бумаги?
— Насколько мне известно, нет. Только то, что было в карманах. Впрочем, вы можете спуститься к дежурному и просмотреть все обнаруженные у пострадавшего вещи. А теперь все-таки извините, но я действительно должен бежать.
Пожав им руки, главный врач исчез так же стремительно, как и появился. Обернувшись, Саша заметил, что медсестра Катя все это время стояла неподалеку. Улыбнувшись, он подошел к ней:
— Катя, я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Ведь это вы будете присматривать за Георгием Виноградовым?
Катя кивнула. Турецкий достал из кармана свою визитную карточку:
— Здесь номер моего мобильного телефона. Если что-нибудь произойдет, не знаю что конкретно, все что угодно. Может быть, просто заметите что-нибудь подозрительное, сразу же позвоните мне. Хорошо?
Катя опять кивнула. Турецкому показалось, что она слегка разочарована. Однако время назначать свидание было не самым подходящим. Взяв карточку, Катя положила ее в нагрудный карман и, стараясь не встречаться взглядом с Турецким, ушла по своим делам.
— Когда все закончится, обязательно приглашу ее в кафе, — решил Александр Борисович. — Хорошая девушка.
— У него должен был быть портфель с материалами, — сказал Александр Анисимович Турецкому, когда они остались вдвоем. — Он же ехал на встречу с Костей. Да и вообще, он никогда не расставался со своим портфелем.
Дежурный, а точнее дежурная, суровая пятидесятилетняя женщина, увидев предъявленное ей удостоверение, сразу подобрела и оживилась.
— Сейчас я вам все покажу. — на лице этой суровой дамы появилось кокетливое выражение.
«Нам бы только личные вещи посмотреть, а больше ничего показывать не надо», — подумал про себя Турецкий, однако улыбнулся самой дружелюбной из своих улыбок и сказал:
— Большое спасибо.
Кроме паспорта на стол легли записная книжка и мобильный телефон.
— Георгий носил записную книжку в пиджаке, а не в портфеле, — пояснил Родичев-Никифоров.
— Уже кое-что, — сказал Турецкий. — Паспорт мы вам оставим, — обратился он к дежурной, — а телефон и книжка нам потребуются.
Дежурная отошла за соответствующим бланком.
— Пробьем все последние телефонные разговоры, — пояснил Турецкий Александру Анисимовичу, — глядишь, за что-нибудь и зацепимся.
Директор НИИ прокуратуры посмотрел на Сашу как на школьника, серьезно объясняющего опытному педагогу пользу таблицы умножения. Заметивший его реакцию Турецкий даже сконфузился.
