— Вы можете его описать?
— Смутно… знаете, невысокий, коротко стриженный, узкоглазый, скуластый. Я как увидела, подумала, что вылитый Чингисхан.
— Больше вы его н? видели?
— Нет… Да я уже почти и забыла эту историю.
— Вы эти деньги потратили?
— Нет, что вы! Эти двести долларов до сих пор у мамы дома лежат. Я приказала их не касаться. Хотела их сдать в милицию, но побоялась. Еще привлекут к ответственности как взяточницу…
Она осторожно взглянула на Померанцева: не смеется ли?
— Вам придется передать эти доллары нам. Они нужны как вещдок…
— Как что? — не поняла она.
— В качестве вещественного доказательства. Где сейчас находится ваша дочка? — спросил он после паузы.
— У мамы в Химках, как и тогда. А что?
— Боюсь, вас подстерегает серьезная опасность… — сказал он, помедлив. — Найдется место где-нибудь за городом, куда вы с дочкой и мамой можете сегодня же выехать на пару недель?
— А что, это в самом деле серьезно? — спросила она, глядя на него с тревогой.
— Не хотел бы вас пугать, но… Возможно, вы слышали про расстрел медиков в морге на Пироговке?
— Да, ужасно, мы видели это по телевизору… Говорят, маньяк какой-то, это правда?
— Не буду рассказывать подробности, но то, что скажу, должно остаться между нами. Они там производили вскрытие тела медсестры Антоновой, которую застрелили до этого. Той самой, что делала уколы этому Игорю Макарову. Так вот, ей подсунули ампулы с фальшивым препаратом. В результате пришлось вызывать «скорую», то есть вас и вашу бригаду, к нему в детсад. Это все, что я могу сказать… Но вы мне еще не ответили. Вам есть куда сейчас же уехать с дочкой и матерью?
— Сразу и не соображу… — Она спохватилась, ее широко раскрытые от ужаса глаза налились слезами, она помотала головой. — Есть тут, за Клином, одна деревня, где живет моя крестная… Только туда долго добираться.
— Сейчас же звоните матери и скажите, пусть не откладывая берет внучку, самое необходимое, включая эти двести долларов, и едет до платформы электрички в Химках. И там ждет вас на платформе. Я вас туда сейчас повезу. Оттуда вы доберетесь до Клина, и сразу поезжайте к своей крестной в деревню. И скажите, чтобы ваша мама держалась только людных мест. А я переговорю с вашим начальником.
Начальнику смены долго объяснять не пришлось. Он сразу отпустил Наталью Самохину, велев ни о чем не беспокоиться.
Померанцев довез ее до Химок, где перепуганная мать сначала стала задавать вопросы дочери, потом замолчала и заплакала.
— Вот те двести долларов, — сказала Наташа Померанцеву, передав ему конверт. — Мы их не трогали. Я только посмотрела и сразу спрятала.
Когда Померанцев возвращался назад, ему позвонил на сотовый, как и договорились, начальник смены со «скорой».
— Наташу тут только что спрашивали, — сказал он. — Сразу, как вы уехали, приходил какой-то парень татарского типа, стриженый и невысокий. Стал качать права. Мол, он ее близкий друг, а к ней, мол, приезжал ее хахаль. Я его прогнал. Потом позвонил кто-то явно другой, голос вежливый и интеллигентный. Ему я сказал, как мы с вами договаривались, что она на выезде, когда вернется — неизвестно. Вызовов у нас и правда много. У нее хоть все нормально? Они хорошо доехали?
Померанцев, поразмыслив, позвонил с дороги в приемный покой клиники, где был утром.
— Здравствуйте, я сегодня у вас уже был, моя фамилия Померанцев, из Генпрокуратуры…
А, да, помним… — в трубке послышался девичий смешок.
— Извините, меня после отъезда случайно никто не спрашивал?
— Инна, тут, помнишь, приезжал к нам молодой человек из прокуратуры… — Голос девушки был теперь отдаленным и приглушенным, поскольку она обращалась к кому-то из товарок. — Симпатичный такой… Вот он как раз звонит и интересуется: его никто потом не спрашивал? Ну, может, жена разыскивает, мало ли…
— Алло? — послышался другой голос в трубке. — Вы уехали, а нам потом позвонили из прокуратуры, представился как ваш коллега, Шестов, что ли, и спросил, когда и куда вы поехали…
— И что вы ответили? — спросил Валерий, уже зная ответ.
— Ну как что? Мол, мы нашли для него эту бригаду «скорой», что привезла тогда мальчика, и все такое… А что, не надо было говорить?
— Спасибо, вы все сделали правильно, — сказал Померанцев.
И тут же позвонил Гере.
— Гера, тут такое дело… Ни о чем не спрашивай, отключи свой сканер и спрячь его куда подальше.
— А что хоть случилось?
— Сначала сделай, как я сказал. Приеду — расскажу.
Свой рассказ Померанцев начал не сразу. Он ходил по кабинету, скрестив, как обычно, руки на груди, пока Гера сидел в кресле, не сводя с него взгляда.
— Слушай и не перебивай. Ты мне не звонил в эту клинику, где я был утром?
— Нет, — ответил тот. — А что?
— Похоже, кто-то слышал наш с тобой разговор и знал, куда и зачем я выезжаю. И звонил после моего отъезда из клиники, где лежал внук Макарова, представившись под твоей фамилией.
— Дела… И ты решил?
— Кажется, этот сканер с сюрпризом. Ну, ты понимаешь, о чем я?
— Ты так в этом уверен? — усомнился Гера.
— Не торопись. Врач «скорой» Самохина рассказала, что ей угрожали, требуя, чтобы она отвезла внука
Макарова в дорогостоящую клинику. И описала, как выглядел шантажист. Я велел ей уехать с матерью и ребенком подальше из Москвы, к родственникам. Через полчаса после ее отъезда кто-то примчался в «скорую» и там ее искал. По описанию — тот же человек. Откуда они могли знать, что я собираюсь делать и куда выезжаю? Только из нашего с тобой разговора в этом кабинете!
— Черт знает что… — снова протянул Гера
— То есть мы пока опережаем их на полкорпуса. Вернее, на полчаса. И будет лучше эту «дуру», что тебе всучил твой друг детства, запрятать куда-нибудь подальше. Где она сейчас?
— В подвале.
— Но сначала скажи ей, да погромче, что, мол, ты куда-то срочно уезжаешь. А потом проверим их реакцию.
Гера только мотал головой, стараясь осмыслить услышанное.
— Пока все совпадает с нашей версией, — продолжал Померанцев.
— Но родственников, даже самых дальних, сейчас ничего не стоит найти, — вставил наконец Гера. — Хотя бы по базе данных на компакт-дисках, которые продаются везде.
— Крестная мать, куда они уехали, к родственникам не относится. А доллары, что им заплатили, надо сегодня же сдать на дактилоскопию.
Игорь Залогин и Евгений Макаров приехали к Померанцеву ближе к вечеру. Насупленный Гера сидел в своем кресле, стараясь не смотреть на Валерия, чей взгляд сейчас выражал только усталость.
