— Куда уж серьезней, — вздохнул Вячеслав Иванович. — Нас скоро поснимают всех.
— Говори от своего имени, — порекомендовал Турецкий.
Он выключил телефон и поехал домой, чтобы в спокойной обстановке написать доклад президенту о том, что происходило последние несколько дней: как он искал Мелешко и в каком виде в конце концов нашел.
Хотя мысленно все время возвращался к Стасову. Он сказал Грязнову то, что думал: Стасов хочет, чтобы его принимали всерьез. А зачем? Если бы он был какой-то важной шишкой, потерявшей свои посты и влияние, — все было бы ясно. Так нет же. Тогда остается одно: он хочет донести какой-то, как сейчас принято говорить, мэсэдж.
После обеда Александр Борисович, обдумывая ситуацию, решил, что в рапорте, который он почти закончил составлять, надо честно упомянуть, что в результате, мягко говоря, не блестящей операции им было утеряно табельное оружие. Семь бед — один ответ. Для президента его пистолет — ерунда, он на это и внимания не обратит. Зато потом такой умелый бюрократический ход может его защитить от служебных неприятностей.
Рапорт был почти готов. Оставалось только вызвать курьера, и можно было возвращаться к своим прямым обязанностям. Уместно было, наконец, отчитаться перед генеральным — где был и что делал. Причем так, чтобы шеф почувствовал себя сопричастным к успеху (обнаружение Мелешко) и непричастным к неудаче (обнаружение Мелешко в виде хладного трупа). Ну и, конечно, пора снова заняться Стасовым. Вернее, по сложившейся традиции, его отсутствием.
Турецкий снял рубашку и бросил ее в пластиковый короб с грязным бельем. Принял душ и надел синюю. Немного подумал и надел пустую кобуру. Привычка — вторая натура, ничего не поделаешь. Галстук надевать не стал. Не успел накинуть легкий льняной пиджак, как из комнаты вышла жена.
— Подожди, Саша, вот возьми…
И Ирина Генриховна протянула ему кобуру. Другую кобуру.
У Турецкого их было две — рыжая и черная. И в той кобуре, которую протягивала жена… лежал пистолет.
— Где ты его взяла? — сказал Турецкий нетвердым голосом.
— Кого — его?
— Макаров!
— Пистолет? Что за глупости? Я его не трогала.
— Откуда же он тут взялся?! — Турецкий вытащил пистолет из кобуры, проверил обойму — так и есть: не хватает только двух патронов. Бог все-таки есть, несомненно. И что самое главное, он определенно юрист!
— Он тут и лежал. Просто я вчера вечером повесила тебе на стул черную кобуру, а рыжую…
— Коричневую!
— А рыжую, — упрямо повторила жена, — убрала в шкаф.
— Господи! Почему?
— Как — почему? — начала терять терпение и Ирина Генриховна. — Как это почему?! К белой рубашке больше подходит рыжая кобура. Вот я и поменяла. А с синей рубашкой черная действительно хорошо смотрелась. Тут ты был прав. Когда ты прав — ты прав, я же ничего не говорю.
— Ирка, ты рехнулась, да? — сказал Турецкий. — Ты что творишь, твою мать?! Я же сесть мог!
Он и в самом деле присел — на стул. Несмотря на то что все разом выяснилось и обошлось, в ногах появилась какая-то противная слабость. Ирина тут же унеслась на кухню за водой. А Турецкий машинально потянулся за сигаретой. В левом кармане пиджака их, как обычно, не было вовсе, а в правом нашлась только пустая пачка. Турецкий вспомнил, что давеча на заправке он купил две пачки и ко второй даже не притрагивался. Он снова похлопал себя по пиджаку, и сигареты нашлись — в нагрудном кармане. Вытаскивая пачку, он невольно зацепил лацкан и почувствовал какую-то выпуклость. Турецкий отвернул лацкан и обнаружил там то, что уже, в сущности, ожидал увидеть — маленький черненький кусочек металла с усиками, «жучок».
Ирина со стаканом воды застыла в дверях.
Турецкий поднял палец к губам: молчи!
Жена закивала. И не такое видела.
А он вспомнил, как заправщик в кожаной бейсболке заглядывал в салон, где лежал его, Турецкого, пиджак — он же сам отправил его за сигаретами. Какую осведомленность он проявил о машине Дениса «форде-маверике» — назвал его Бродягой, а ведь прозвище знаменитого грязновского джипа было известно лишь посвященным. Вот Турецкий и размяк и послушно потопал за сигаретами, пока ему «жучка» впаривали. А потом слушали все его психозы и просто капали на мозги — звонили, бессмысленно пугали…
Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Турецкий подбросил подслушивающее устройство на ладони и сказал внятно:
— Ну что уроды, слушаете, да?! Слушаете, вашу мать?! Хотите стратегическую информацию?!
Он пошел в туалет и спустил «жучок» в унитаз.
…Уже через полчаса оперативники Грязнова были на бензоколонке. Выяснились следующие удивительные факты. Служащие с внешностью, описанной Турецким, там не числились и никогда прежде не работали. Более Того, в указанный интервал времени бензоколонка была закрыта и работать не могла, вследствие чего на соседней даже образовалась нетипичная для этого места пригорода очередь.
Глава одиннадцатая
Все хорошо, что хорошо кончается, расслабленно думал Александр Борисович, отправив в Кремль свой доклад с фельдъегерской службой. Конечно, он допускал, что это еще не финал и что президент снова потребует его к себе. Хотя влезать в расследование обстоятельств гибели господина Мелешко Турецкий совершенно не стремился. Ладно, на все воля кремлевская…
А пока что Турецкий позвонил исследователю паранормальных явлений, которого ему порекомендовал Студень. Телефон оказался рабочим — Терехов был на месте и предложил приехать в любое удобное время. Турецкий сказал, что ему вполне удобно сейчас.
Василий Сергеевич Терехов оказался дородным мужчиной лет пятидесяти, вполне академического вида. У него был офис в центре города, на Поварской улице, и, видимо, дела шли вполне неплохо. Офис представлял собой большое помещение, сплошь уставленное компьютерами — их тут было даже побольше, чем у Макса в «Глории». Кроме Терехова, там никого не было. Турецкий обратил внимание, что помещение запирается на мощнейший израильский замок, впрочем, аппаратура, наверно, стоила немало.
Чем он конкретно занимался, то есть на чем делал бизнес, Турецкий понять не смог, да ему это и не было важно. Турецкий описал Терехову историю чудесного спасения его Стасовым в метро и историю исчезновения Стасова из Института Сербского. Вопрос Турецкого заключался в следующем: есть ли тут что-то общее? Имеет ли какой-то» смысл тезис Нины о том, что мышцы опережают сознание, которое искусственно тормозится извне?
Терехов уверенно сказал:
— Это разные ситуации. В первом случае видение, так сказать, было индивидуальным. Поэтому объективно его обсуждать и исследовать просто бессмысленно. Мы можем судить о нем с ваших слов. Но если на вас было оказано психологическое давление, а вы и сами это предполагаете, то какова цена ваших слов?!
