Турецкий помолчал, потом сказал:
— Продолжай наблюдение за братом Жени и отцом.
— Ладно.
Как ни странно, в голосе Дениса прозвучало даже некоторое удовлетворение. Между тем разговор он не заканчивал.
— Ну что еще?
— Александр Борисович, — сказал Денис, — а можно спросить наконец, почему вы вообще занялись этой девочкой?
Турецкий вздохнул:
— Сам себе не могу ответить на этот вопрос. — Определенная доля лукавства, конечно, в его словах была. Пропавшая Женя оказалась как-то связана с проблемой Стасова. Но дело, конечно, было не только в этом.
Но Денис, этот пройдоха, чутко уловил настроение Турецкого.
— Типа, мы в ответственности за того, кого приручили?
— Слушай, Экзюпери доморощенный, никто никого не приручал! — рассердился Турецкий. И поймал себя на каком-то очень неуютном чувстве. Что-то внутри у него шевелилось, точно он по недоразумению проглотил живое существо, а оно возьми да и вырасти.
… — Куда мы поедем? — спросила в машине Нина Коростелева. — Как говорит молодежь, где клубиться будем?
— Клубиться? — не понял Турецкий.
— Это означает тусоваться в ночных клубах.
— Понятно. А вы сами-то — разве не молодежь?
— Я молодежь, — не отказалась Нина. — Но зрелая.
— Ладно. Куда бы вы хотели? Выбирайте.
Она посмотрела него с интересом:
— Вы большой знаток злачной Москвы, да?
Кажется, эта женщина умеет ставить мужчину на
место, подумал Турецкий. И пока он сочинял достойный ответ, она огорошила его новым вопросом:
— Вы любите классическую музыку?
— Ну… не так чтобы очень, — промямлил Турецкий.
— А ужинать под классическую музыку?
— Совсем другое дело, — воспрял он духом.
— Тогда командовать парадом буду я.
— Отлично, только вовремя говорите, куда поворачивать.
— Вы производите впечатление коренного москвича. Значит, знаете, где Концертный зал Чайковского. Едем туда.
— Вы не шутите? — покосился на нее Турецкий.
— Едем-едем.
По дороге он спросил:
— А что мы станем там делать?
— Ну вы как маленький. Что делают в концертном зале? Будем слушать музыку, конечно. Ну и ужинать.
— Там разве есть где ужинать?
— Вы что, Александр Борисович, там никогда не были?
— Давайте без отчества, — попросил Турецкий. — Может, я там и был. Просто не помню. — Не говорить же было, в самом деле, про жену, музыкального педагога, по милости которой у него уже много лет от классической музыки уши вянут. — Ну шучу, был, конечно. Давно. А что мы будем слушать? Моцарта? Шопена?
— Увидите, — загадочно улыбнулась Нина.
Через полчаса, минуя пробки, они подъехали к
Концертному залу.
На афише было написано «Музыка из бумаги»,
— Что это значит? — ужаснулся Турецкий. — Надеюсь, не в прямом смысле?
— Посмотрим, — хладнокровно пожала плечами Нина.
— Что значит — посмотрим? — В Турецком проснулся подозрительный следователь. — Мы будем это смотреть?
— Обязательно. И смотреть, и слушать. У меня на сегодняшний вечер большие планы. Кроме того, мы не сможем тут выпить, если не купим билеты.
До начала концерта было еще добрых полчаса, и нужно было куда-то себя девать.
Всяких мелких закусочных в окрестностях Концертного зала действительно оказалось немало. Надо же, какое противоречивое место, подумалось Турецкому. Вроде и классическая музыка, и оркестры, и орган, и такие тяжелые массивные двери. А вот пожалуйста — понапихали пиццерий и кофеен с круассанами. Вообще-то довольно пошло.
Ничего этого вслух он, конечно, не сказал. Но к его приятному удивлению, двойная мраморная лестница привела их в «Драм-бар». На самом деле это даже был маленький ресторанчик.
— Эге, — оценил он. — Славное местечко. Не знал. И что у нас здесь? Европейская кухня? Недурно. А что будем пить? — поинтересовался Турецкий, отодвигая для дамы стул.
— Хотите текилу?
— Не понял, это вы мне предлагаете? — приятно удивился Александр Борисович.
— Могу и угостить.
— М-мм… — Турецкий даже немного растерялся от такой раскованности. Он поискал глазами официантов и не нашел. Зато бармен наличествовал. — А вы вообще хотите есть?
— Да не слишком.
— Тогда, может, пойдем в бар?
— Айда.
От этого детского словечка у него будто выросли крылья. И дело было не в том, что проблемы отступили, нет, конечно, они никуда не делись, он помнил о них. Просто было хорошо, легко, и он наслаждался этими счастливыми мгновениями. У этой женщины было то, что Бунин называл легким дыханием.
Турецкий решил совместить приятное с полезным и вынул из кармана пиджака свой любимый «Спорт-экспресс», многократно сложенный.
— Вот смотрите, что я прочитал. Это говорит футбольный тренер. «Человек — существо консервативное, и методов, с помощью которых можно перестроить его психику, не существует. Есть процесс подготовки, в который входит и процесс воспитания личности. Вот в результате этого процесса не должно быть дрожи в коленках». Он это про спортсменов говорит, — объяснил Турецкий. — Но не принципиально. Меня вот это и интересует — скажите, действительно ли нет способов, которыми можно перестроить психику?
— Не могу ответить категорически. Но не думаю, что ваш тренер безусловно прав.
— То есть он не прав?
— Скажем так. Для конкретного человека можно подобрать конкретный метод, который реформирует его психику глобально. И который, возможно, потребует очень больших вложений и жертв — времени, денег, изменения всего уклада его жизни.
— А насильственное изменение?
— Вы имеете в виду пытки? — усмехнулась Нина. — Гестаповские застенки? Допросы в ФСБ? Или у вас в Генпрокуратуре жестче? Послушайте, Александр, может, давайте уже выпьем, наконец?
— С удовольствием, — воодушевился Турецкий. — За знакомство?
Она мастерски использовала соль и бровью не повела, опрокинув в себя стопку.
— Вы определенно наш человек!
— А что значит — быть вашим человеком? — заинтересовалась Нина.
— Ну… это не так просто объяснить.
— Это престижно? Или по крайней мере почетно?
— А то!
Он подумал, что, несмотря на вполне благополучную супружескую жизнь (а может, и благодаря этому), несмотря на периодические романы на стороне, давно не чувствовал себя на таком подъеме рядом с незнакомой, в общем-то, женщиной. Очень давно. Непоправимо давно…
