А компьютерщику Максу приснился настоящий кошмар.
Он каким-то непостижимым образом, не выходя из своего любимого компьютерного подвала, оказался во вражеском плену — не то американском, не то немецко-фашистском. И злодеи принялись его пытать — заставили написать автобиографию — вручную на листе бумаги. Во-первых, что может быть хуже для хакера, чем рассказать кому-то биографию? А во-вторых, Макс с ужасом подумал, что совершенно забыл, как это делается: он не писал вручную уже много лет. Но что делать, под дулом пистолета Макс взял в трясущиеся толстые пальцы карандаш, кое-как накорябал пару фраз кривыми русскими буквами — вроде что-то выходило. Макс дошел до перечисления своих компьютерных подвигов, и тут ему понадобилось для описания специальной компьютерной ситуации перейти на английский язык. Макс впал в полный ступор. Сидел и в отчаянии думал, что переключить клавиши Shift+Control (для перехода на клавиатуре с русского шрифта на английский) в данном случае никак не получится… Соображал, соображал, потом плюнул и стал просто писать английские буквы, и надо же — получилось!
Глава седьмая
Утром во дворе Турецкий встретил Юрку Ковальчука. Это было очень кстати — он в любом случае собрался с ним поговорить.
— Привет, Юра.
— Здрасте, Александр Борисович.
— Юра, у меня к тебе дело. Ты когда Женю Земляникину последний раз видел?
— Неделю назад, наверно, не меньше.
— Уверен?
— Конечно.
— Вы же вроде бы…
— Нет, у нас все кончено.
— Как так?
— Да ну ее вообще, дура какая-то.
— Это почему же? — заинтересовался Турецкий.
— У меня день рождения недавно был. Она сказала — ножик подарит. Я сам ей намекнул — хочу ножик какой-нибудь клевый. А она мне — бинокль. Представляете?!
— Кошмар, — оценил Турецкий. — Сочувствую.
— Так что я с ней больше не встречаюсь.
— Ясно, — сказал Турецкий и пошел своей дорогой. — Но вообще-то ты дурак, Юра.
— Я с вашей Ниной теперь встречаюсь, — крикнул вслед Юра.
— Ну… — повернулся Турецкий. — Тогда, может, и не совсем.
Когда он зашел в здание Генпрокуратуры, знакомый сотрудник спецдивизиона ГУВД Москвы, охраняющего ведомство (Александр, тезка, пару раз они вместе упражнялись в тире), приветливо кивнул и сказал:
— Александр Борисович, а ваше письмо никто так и не забрал.
— Мое письмо?
— Ну да, то, что у нас на вахте лежит.
Турецкий, уже взявшийся за дверную ручку, остановился.
— Саша, вы ничего не путаете?
— Ну что вы, Александр Борисович, там же ваша фамилия написана.
Турецкий подошел поближе.
— А как оно к вам попало — это письмо? Как это было — я его вручил и сказал, кто должен забрать?
Александр покачал головой:
— Не знаю, не в мою смену. Просто лежит, и все.
— Саша, можете это выяснить? Дело в том, что я ничего не оставлял.
— Сейчас попробую.
— А пока покажите мне его…
Александр одной рукой взял телефонную трубку, другой — положил на стойку ограничительного барьера тонкий серый конверт. Турецкий не торопился брать его руками — взрывчатку можно засунуть куда угодно. Хотя вот сейчас же тезка брал… Турецкий устыдился и тоже взял конверт в руки. Ага, самодельный. Склеен из бумаги в клеточку. Из школьной тетради, что ли? На конверте было написано только одно слово: «Турецкий». Поэтому Александр и решил, что это именно Турецкий его для кого-то оставил, а не наоборот.
Александр тем временем закончил говорить по телефону. Выяснилось, что конверт был оставлен в тот самый день, через пару часов (!) после того, как Женя Земляникина остановила Турецкого перед входом в Генпрокуратуру. Письмо просто появилось откуда-то — вроде бы никто конкретно на стойку его не клал. Очевидно, девчонка как-то прошмыгнула или попросила кого-то из сотрудников его туда положить. Вот почему она околачивалась внизу спустя еще какое-то время.
— Спасибо, Саша. — Турецкий распечатал конверт, уже догадываясь, что там будет. Так и есть — одна страничка, исписанная знакомым почерком.
«…эффективны такие факторы разрушения человеческих отношений, как манипуляция и ложь.
Ложь и манипуляции являются разными механизмами, преследующими одни и те же цели — избежание изменения значимых отношений. Или агрессивное изменение значимых отношений.
Ложь мы берем в одной из возможных форм, а именно в форме осознанного говорения неправды или утаивания части относящейся к делу информации от другого человека с любой целью.
Под манипуляцией мы подразумеваем возникающее в отношениях несогласие людей друг с другом, противоречие любого рода и попытку разрешить противоречие, добиться своей цели не прямо, вне ситуации открытого обсуждения противоречия. Желательно, чтобы тот, кем манипулируют, не догадывался о факте манипуляции. Манипуляция может быть более или менее осознанной.
Техника работы с манипулятивным поведением. Индивидуальный и тренинговый режимы.
Оживление контактной границы подразумевает два направления работы:
1. Расширение контактной границы. Работа на углубление необходимых отношений, включение в отношения скрываемого, значимого содержания фактического характера.
2. Установка контактной границы…»
Турецкий озадаченно потер лоб. Странноватый текст для четырнадцатилетней девчушки. И это еще мягко говоря. Вообще-то он для кого угодно странный. Похоже на отрывок из какого-то психологического тренинга. Написано, правда, не совсем обычным языком. Для любителя? Для специалиста? Но даже не это самое главное. Важно другое: зачем девочка-подросток записывает такое в своем дневнике (откуда она это взяла — отдельный вопрос) и отсылает работнику прокуратуры, которого, в сущности, не знает?
И вот эта Женя Земляникина считает, что я должен помочь найти ее маму, считает, что я должен поверить, что мама не умерла, а где-то есть. Почему-то считает.
Почему, черт возьми?! Вообще сейчас уместно искать саму Женю Земляникину.
Денис сидел в своем кабинете и читал газету. Там упоминалось происшествие, в результате которого погиб персональный пенсионер Стоцкий. «Не справился с управлением и врезался в мачту дорожного освещения». Денис фыркнул и отложил газету.
— Ты занят, что ли? — Штатный компьютерный гений, почесывая бороду, ввалился в кабинет. — Дэн, по поводу вчерашнего. На твоего Стойкого найти ничего не удалось. Какой-то технический работник. Биография гладкая, как бильярдный шар. Возможно, все — полная фикция. Ни одного интересного факта.
— Ладно, — вздохнул Денис. — А схема?
