— Хорошенькое дело! А что я должна была, по-твоему, сделать? Сбегать в аптеку, шприцов ей накупить?
— Перестань.
Турецкий пошел отпирать дочь, которая преспокойно валялась на диване и что-то читала. Турецкий заглянул в книжку. Это была «Лолита» Набокова. Ну и ну! Не рано ли? Впрочем, еще недавно они с женой вздыхали по поводу того, что она вообще ничего не читает, так что пусть уж лучше так. Вид у Нинки был совершенно беззаботный, как будто и не было всех этих кухонных разборок.
— Слушай, па, — сказал она, — этот Гумберт ну и жук, а? Маленьких девочек ему подавай!
Турецкий не нашелся что ответить. Неужели дочь действительно не понимает, во что вляпалась? Впрочем, дети, конечно, воспринимают все не так серьезно, как взрослые, — в этом их главное преимущество. Но ведь она-то как раз настаивает на том, что уже достаточно взрослая. Достаточно для чего? Что это я, одернул сам себя Александр Борисович. По крайней мере, Нинка еще несовершеннолетняя — до этого еще почти четыре года. Значит, отвечаю за все, что с ней происходит, именно я. Да хоть бы и была совершеннолетняя, какая разница?
— Ну вот что, Мисс «Макдоналдс», давайте сюда вашу руку.
— Зачем это?
— Значит, надо.
— Что значит — надо? — Нинка села на кровати, отбросила книжку. — Это моя рука. И я хочу знать, зачем она тебе? Я тебе не твоя подследственная. И пусть мама не подслушивает в коридоре, а войдет в комнату! — Последняя фраза была сказана громче предыдущих.
Ирина Генриховна так и поступила, правда не сразу — сделала вид, как будто шла из кухни. Отец с дочерью прекрасно поняли этот маневр и снисходительно улыбнулись. Но Турецкий, как опытный юрист, еще и воспользовался тем, что внимание Нинки отвлеклось, и схватил ее за руку.
— Ну папка?! — Она задергала рукой.
— Тихо! — приказал отец. Он уже осторожно разматывал повязку.
— Папа, как тебе не стыдно?! Это же просто нечестно!
— Помалкивай. Для раскрытия истины все средства хороши. Мы желаем тебе добра и только хотим помочь.
— Чем это вы мне поможете… — пробурчала Нинка, надувшись, и уже больше не сопротивлялась.
Ирина Генриховна закусила губу, чтобы в очередной раз не дать волю чувствам.
Повязка слетела, и родители увидели, что на локтевом сгибе любимой и единственной дочери красуется свежая татуировка — изящная маленькая роза. Кожа вокруг линий рисунка немного покраснела и вспухла. Для того и нужна была повязка, — судя по запаху, в ней была какая-то противовоспалительная мазь.
— Это… что… такое?! — изумилась Ирина Генриховна.
— Татуировка, — механически сказал Турецкий.
— Т-татуировка? — глуповато переспросила изумленная мать семейства, хотя все и так было очевидно.
— Татуировка. Только она временная, — подтвердила Нинка. — Через полгода смоется. Тогда можно будет что-нибудь другое нарисовать, поинтересней. А пока у меня фантазии не хватило… Мамуля, ты все еще дуешься?
— По-моему… по-моему, красиво, — пролепетала Ирина Генриховна.
И Турецкий расхохотался. Ну вот, подумал он, говорят, глаз да глаз за ними нужен, а что толку-то? Захотела девчонка татуировку — и сделала. Да, в наше время это было бы из ряда вон, да и просто неприлично, а сейчас — ничего, даже модно. Диалектический вопрос: как далеко, в сущности, простирается власть родителей над детьми?
Щербак остановился возле подъезда, чтобы докурить сигарету, и равнодушно посмотрел на припаркованный рядом «БМВ» 7-й серии. Впрочем, все же не совсем равнодушно: если это потенциальные клиенты для агентства, в котором он работает, то лучшего и желать не приходится.
Щербак, зевая, скользнул взглядом по номерам машины и, швырнув окурок в урну, взялся за ручку двери. Но та распахнулась сама, и из подъезда ему навстречу стремительно вышли трое мужчин в дорогих деловых костюмах. Самый последний, почти наголо стриженный, ощупал Щербака подозрительным взглядом. Но двое других уже прошли к «БМВ» и скрылись за затемненными стеклами. Стриженый последним медленно направился к машине, чуть повернув голову и краем глаза стараясь следить за тем, что происходит за спиной.
Щербак поспешил зайти в дом. Взлетев по лестнице, он увидел из окна второго этажа, как «БМВ», подрезая машины, вклинивается в автомобильный поток на дороге.
Спустившись обратно на первый этаж, Щербак открыл железную дверь с табличкой «Частное охранное агентство «ГЛОРИЯ» и прошел в коридор. Он здесь работал.
— Шеф, ты здесь? — крикнул Щербак в закрытую дверь.
— У себя он, у себя, — не оборачиваясь, буркнул компьютерный гений Макс.
— Макс, сделаешь мне чашечку кофе? — ехидно осведомился Щербак и получил в ответ то, что ожидал, — средний палец левой руки. Макс вставал со своего рабочего места по большим праздникам, например когда кончалась кока-кола и чипсы.
Директор «Глории» Денис Грязнов стоял в своем кабинете у окна и смотрел на забитую машинами дорогу.
— Коля, ты только приехал? Значит, видел сейчас субчиков во дворе? — кивнул он на улицу.
— Да. И чего?
Денис недовольно взъерошил рыжие волосы.
— Ничего. Есть заказ. Шпиона будешь ловить за руку.
— Шпиона?! — удивился Щербак. — Что за чушь? И при чем тут мы — частный сыск?
— Почему чушь? Что такое, по-твоему, шпионаж?
— Ну тут я тебе фору дам, — ухмыльнулся Щербак, между прочим бывший армейский разведчик. Поднял голову в потолок, что-то припомнил и оттарабанил: — Задачи шпионажа исторически определились как информационная, в том числе предупреждающая шпионаж и диверсии со стороны противника, и наступательная, то есть разведка, контрразведка и проведение локальных подрывных и военных операций в тылу врага.
— Годится, — кивнул Денис рыжей головой. — Только стоит добавить, что сбор информации в наши дни зачастую упирается в проблему обработки и анализа официальной информации. Которая благодаря деструктивной власти СМИ циркулирует по любым информационным каналам, начиная с газет и телепрограмм, заканчивая Интернетом. Так?
— Ну допустим…
— То есть в цивилизованные времена максимальные источники информации носят открытый характер. Так?
— Допустим. Я не понимаю, Денис, к чему ты клонишь?
— Сейчас поймешь. А теперь задумайся, как называется похищение стратегической информации у частных лиц, возглавляющих собственные компании.
— А! Так ты о промышленном шпионаже! Что же ты мне голову морочишь?
— Скорее об экономическом.
— Кого изобличать-то будем?
Денис выложил на стол две фотографии молодой женщины. Одна была явно отклеена от какого-то документа, а другая являлась ксерокопией паспорта.
— Ничего себе дамочка.
