Анна больше похожа на отца. А вот и фотографии из Аниной юности: группы молодежи, стоящие в обнимку, сцены из спектаклей. Он вгляделся в одну из них. Аня в черном трико, обтягивающем безупречную фигурку, рядом лохматый парень в набедренной повязке. В углу фотомонтажом вклеена афиша: «Маугли». Роли исполняют: Маугли — Анатолий Скотников, Багира — Анна Лаврова…» Вот он и на других фотографиях. И везде они с Аней стоят рядом и смеются.
— Знаешь, Скотников, а ведь ты вернешь ей деньги! Все, до копейки! — произнес вдруг Голованов, глядя на фото.
Глава 36
В МУЗЕЙ!
В квартиру Скотникова позвонили.
— Кто? — спросил Толя, натягивая драные «треники».
— Дядя Толя, откройте, пожалуйста, — пропищал из-за двери тонкий голосок.
Глазка в обшарпанной двери не было. Воровать в квартире бизнесменов и по сей день было нечего, так чего же зря тратиться? Сначала — иномарка! — так учила Третьякова.
— Кто там? — переспросил Анатолий, пытаясь узнать невидимое существо по голосу.
— Это я, Даня. Мы гуляли, мама ушла, а я хочу писать. Пустите меня в туалет, пожалуйста! — жалобно мяукал ребенок.
Самое интересное, что двумя этажами ниже действительно проживал мальчик по имени Даня, сын Григория, хозяина серебристой «ауди». Правда, голос у него был не такой писклявый, но, учитывая нужду, которая привела ребенка к его дверям…
— А где мама-то, Данечка?
— В магазине. Я сейчас описаю-у-у-сь, — захныкал мальчик.
Скотников снял цепочку, начал возиться с замками. В конце концов, впустить ребенка пописать — это ведь не то же самое, что вернуть три тысячи долларов обманутой подруге. Кроме того, с отцом мальчика у Скотникова были свои, особые отношения.
Посему Анатолий отомкнул замки, приговаривая ласковым голосом:
— Сейчас, Данечка, потерпи еще минутку…
Чья-то сокрушительная сила рванула дверь, в квартиру влетел узкоглазый крепыш со звериной рожей. Крепыш с лету пнул Скотникова пяткой в живот, тот хрюкнул, осел на пол и, к ужасу своему, услышал тот же детский голосок:
— Так где у вас туалет, дяденька?
За ним ввалились еще трое. Оглядев их, Скотников обратился в соляной столб. Он мгновенно узнал гориллоподобного Лелика.
— Вы… к… кому?
— К тебе, гнида. Сейчас будем тебя на ленты резать, — буднично произнес Лелик и достал финку.
Из-под ног Анатолия по полу растекалась лужа.
— Я не понял, кому здесь сортир-то нужен? — разглядывая лужу, подумал вслух Лелик. — Эй, братва, осторожнее, не вляпайтесь!
Братва посторонилась, наблюдая за завершением процесса.
— Кончил? — ласково спросил Лелик.
Толя кивнул и улыбнулся, как недоразвитый мальчик.
— Ай-яй-яй! Как же тебе не стыдно в штаны писаться? — голосом строгой, но справедливой воспитательницы пожурил его Лелик. — Это нужно убрать! Где у нас швабра?
Анатолия перевернули, швырнули в лужу, чья-то нога в кованом ботинке вдавила его голову в самую глубоководную часть акватории.
Скотников пытался вырваться, но его крепко держали.
— Вовчик, ты сколько под водой продержаться можешь? — деловито осведомился Лелик.
— Минуты две, — прикинул Вовчик.
— А ты, Саня?
— Я — минуты три.
— А как вы думаете, этот козел вонючий, он сколько продержится?
— Ну… Минуты четыре, я думаю, выдержит, — вынес вердикт Вовчик.
— Пять! — как на аукционе, выкрикнул Саня.
Скотников отчаянно дрыгал ногами.
— Чего это он? Сказать че хочет?
— Я думаю, он решил идти на рекорд — пять минут и сорок пять секунд.
В этот момент Скотников сделал судорожный вздох и забился на полу…
— Отпускай, — лениво разрешил Лелик.
Схватив Сольникова за волосы, Самурай приподнял его голову.
Анатолий кашлял, отплевывался, выл, пытался что-то сказать — все это одновременно.
— Говори, — разрешил Лелик.
— Я… Я не понимаю… За что? — взвыл Скотников.
— Не понимаешь? — Лелик все играл роль ласковой воспитательницы. — А скажи нам, хороший мальчик Толечка, где те три тысячи баксов, что ты выудил у Витьки Нережко?
— Я! Ничего! Не выуживал! Он! Сам! Отдал! — пролаял Скотников.
— Кому?
— В фирму. Он сам! Он и подпись сам поставил! Его никто не тянул!
— И где же он сам?
— Я не знаю! Он вообще алкаш!
— А ты когда его видел в последний раз?
— Не помню…
Морда Скотникова тут же ткнулась в лужу. Он отчаянно заколотил ногами по полу, давая понять, что вспомнил.
— Раз, два, три, четыре, — меланхолично отсчитывал Лелик.
На счете «сорок» Самурай поднял голову Толи, тот хватал ртом воздух, выпучив глаза.
— Ну, вспомнил?
— В прошлый понедельник. Он на семинар приходил. Он пьяный был совсем.
— И с чего же это он напился?
— Не знаю! При чем тут я-а-а? — завыл Скотников.
— Ты тут при всем. При всех делах. Витька-то все мне рассказал. Во что ты его втянул. Рассказал и в петлю полез. Нету теперь Вити, понял?
Скотников затрясся.
— А поскольку с Вити взять теперь нечего, мы к тебе пришли. Его долг теперь — твой долг. А я должникам не прощаю. Гони три тысячи баксов — и мы, так и быть, уйдем.
— У меня нет! Честное слово!!
— Слушай, а где у тебя утюг стоит, а? Чтобы нам время попусту не тратить. Люди мы занятые…
— Нету денег! — выл Скотников.
— Что ж, нет, так нет. А где, кстати, баба твоя?
— Она… на работе
— И где же она работает?
— Она врач! Хороший врач! Она венеролог!
— Вене — чего?
— Она сифилис лечит и гонорею! Если вам надо…
— Фу, гадость какая! Вот что, поднимайся, голубь, поедем с твоей бабой знакомиться!
Самурай поднял Скотникова на ноги, продолжая удерживать за остатки волос.
— Ее уже нет на работе, — лепетал Анатолий.
— Как нет? То была, то нет…
— Она… она… — Скотников пытался что-то придумать, развесить какую-нибудь клюкву — ведь все это так легко получалось у него в последнее время.
Но братва — узкоглазый мужик с детским голосом, бритоголовый Саня, Вовчик со страшным шрамом через все лицо, огромный Лелик — это все-таки не тот контингент, на котором совершенствовал свое актерское мастерство Скотников, увы — не тот!
