— Я тебя сейчас сама убью и пожар здесь устрою, — глядя на него горящими от ненависти глазами, прошептала она.
— Я не убивал, честное слово! Подожди, я все расскажу!
— Рассказывай.
— Она правда из окна сиганула, я не вру. Я, когда увидел, кинулся вниз — а она уже мертвая. Ну и че, добру пропадать, что ли? Ей уже ничего не нужно, а мне еще жить и жить. — На этих словах он запнулся, в ужасе глядя на чумовую бабу. Такая и вправду убьет! — Ну я и полез к ней в хату. С чердака спустился. Окно-то открыто было. Ну и взял золотишко. Так я его тебе верну!! А денег не было, вот те крест!
— Врешь!
— Не вру! Господи, как же доказать тебе… Она же заяву в милицию накатала! — вспомнил Венька.
— Какую заяву?
— Что ее в какой-то лохотрон втянули и что она свидетелем была, разговор подслушала. Возьми сумку ее, там заява эта.
— Где сумка?
— В прихожей, под тумбочкой.
Аня ринулась в прихожую. Под тумбочкой обнаружилась Зойкина сумка. Она вернулась на кухню. Венька пытался освободиться от оков.
— Сиди, не рыпайся! Мне и баранов фиксировать приходилось, а не то что такого дохляка, как ты.
— Баранов? Это зачем?
— Кровь у них брали. Для опытов, — ответила Анна.
И от этой фразы, произнесенной самым обыденным
тоном, кровь буквально заледенела в жилах бедного Веньки.
— Во, попал… — одними губами прошелестел он.
Аня не слушала его. Она читала заявление погибшей подруги. Не заметив, как опустилась на стул, Аня беззвучно шевелила губами. Прочитала до конца и тут же перечитала снова. Информация не умещалась в голове. Какая-то статья какого-то Митькина, которого переехала машина. И зомбирование на семинарах. И, главное, подслушанный Зойкой разговор Третьяковой с ее матерью! Зойка стала опасным свидетелем. И ее решили убрать! Может, вот этого алкаша и наняли? Хотя… Бал был вчера вечером. Она погибла сразу же после возвращения домой. Не могли они нанять киллера за полчаса. Это же бред. Но почему она выкинулась из окна? Если написала заявление, должна была отдать его по назначению, а не кончать жизнь самоубийством! Аня перевернула лист. Бумага была адресована не кому-нибудь, а начальнику Московского уголовного розыска! В этом вся Зойка! Если писать, то самому главному начальнику. И ни слова нет в заявлении о том, кто втянул ее «Триаду»! Ни слова о Лавровой. Пожалела? Или все-таки верила, что Аня искренне хотела ей помочь? Вот и помогла…
В сумочке оказался и сложенный газетный листок. Ну да, статья Митькина, развернув лист, поняла Аня. Некоторые абзацы отчеркнуты карандашом. Аня прочитала, уставилась в окно. Почти рассвело, машинально отметила она. Еще вчера вечером я была почти счастливым человеком….
— Видишь, я же не врал! Отвяжи меня, у меня рука больная, — заскулил Венька.
Анна очнулась. Сколько времени? Пятый час утра. Что делать дальше? Заявление нужно отдать по назначению. Теперь это ее, Анин, долг! Она перевела взгляд на Веньку.
— Ты — вор! А может, и убийца! Мне непонятно, почему она погибла. Короче, с утра я иду в милицию. А ты пока будешь сидеть дома, на привязи.
— Зачем? Я с тобой пойду! — с жаром воскликнул Венька.
— Ага! Нашел дуру. Будешь сидеть! — жестко проговорила она и вытащила из его кармана ключи от квартиры. — Вернусь со следователем, и ты дашь показания, понял? Будет считаться явкой с повинной.
Венька жалобно подвывал. Нет, на убийцу он, конечно, не тянет. Но и отпускать нельзя. Удерет. И никто не подтвердит тот факт, что Зоя выбросилась из окна не из-за пожара. И почему все-таки случился пожар? Почему взорвался телевизор? Господи! Да ведь они могли его начинить чем-то, какой-нибудь пиротехникой! — ужаснулась она. Может, Третьякова «вычислила» Зойку каким-то образом? И потому именно ей достался этот «сногсшибательный» телик?
Неужели Третьякова способна… Но Зойка же написала. Она сама слышала про труп. А где один, там могут быть и другие.
Раздался шум. Аня подняла глаза. Венька пытался сдвинуть стул ближе к окну.
— Я думал, ты спишь, — глупо улыбнулся он.
Аня как будто увидела себя со стороны: сгорбленную, придавленную тяжестью событий. М-да, знания умножают скорбь…
— Я не сплю, а ты, пожалуй, поспишь. Так оно надежнее будет.
Она поднялась, достала из сумочки снотворное, которое всегда брала в командировки, так как не умела спать в гостиницах. Вытряхнула на ладонь несколько маленьких таблеток, налила стакан воды.
— Пей!
— Не буду! Это яд?
Он не успел закрыть рот, как размятые ложкой таблетки уже оказались во рту, и вода полилась из стакана. Сделав судорожный глоток, едва не захлебнувшись, Венька пролаял:
— Тебя саму посадят! За нарушение прав человека!
— Возможно, — согласилась Аня.
Она ушла в комнату, закурила, глядя в окно.
Господи, как же она ничего не видела, не соображала! Как она позволила чужой, порочной воле полностью завладеть собой, своими мыслями и чувствами?! Как могла поверить в этот «бизнес, делающий людей счастливыми»? В этот веселый, праздничный бизнес! Хей, хей, хей! Конкурсы, подарки, концерты… И как бы между прочим: тащите друзей! Ночуйте со своим гостем. Пасите свою овцу до тех пор, пока она не будет брошена в чрево Фонда, чтобы насытить утробу этого чудовища. Но ему мало, тащите следующих! Вцепитесь зубами в холку, когтями в тело! Тащите их сюда, к нарядным фасадам. За каждого вы получите свои тридцать сребреников. А потом овца будет брошена на заклание. Ее лишат мозгов оглушительной музыкой, заклинаниями «хей, хей!». Ей, этой овце, каждую минуту будут говорить о деньгах, больших, огромных деньгах, только о них и больше ни о чем. Ее, овцу, приучат спокойно воспринимать астрономические цифры. К тому, что получить эти деньги не так уж трудно — нужно только ухватить зубами следующую овцу. И не обращать внимание на кровь, струящуюся из раны, не реагировать на разорванное горло…
И она сама, Анна Лаврова, тридцати шести лет от роду, человек с высшим образованием и ученой степенью, превратилась в это животное. И притащила в зубах свою подругу. И Зойки больше нет…
«Я объявляю вам войну, всей вашей своре! — мысленно проговорила Лаврова. — Во имя Зойки, в память о ней, я буду драться с вами до конца, пока не истреблю этого дракона! Чего бы мне это ни стоило!»
Аня вернулась на кухню. Венька спал, уронив голову на грудь и смачно всхрапывая. Отвязав пленника, она перетащила его в комнату. Тщедушный Венька послушно перебирал ногами, что-то бормоча во сне. Добрались до дивана, куда и было скинуто бесчувственное тело. Путь спит лежа, мы не садисты. Таблетки, да еще бессонная ночь плюс алкоголь, гуляющий по венам Вени (вот ведь и каламбур некстати), — все это должно обеспечить часов двенадцать бесперебойного сна, прикинула Лаврова. За это время можно много успеть.
