— А дальше целая сага о Форсайтах. Парень мой связался с работягами, там ведь каждый взрослый мужик на этом оружейном работает. Короче, вывели его на человека, который этот пистолет собирал. Некто Кирилл Житомирский.
— Значит, на стволе инициалы «КЖ»?
— Да. Встретился мой Валера с этим «каже», водочки с ним выпил, разговорил. И с другими мужиками местными побеседовал…
— И тоже водочки выпил, — встрял Грязнов.
— Короче, такая получилась картина. — Не среагировал на шутку Гоголев. — Жили-были в городе Коврове папа с мамой, сыном и дочкой. Брат десятью годами старше сестры. Родители не ладили. Мама преподавала в музыкальной школе. Но это так, номинально. А фактически занималась спекуляцией. Тогда ведь не было понятия «малый бизнес». И была эта дама особой очень талантливой в определенном смысле. Возьмет этак человека за руку, посмотрит в глаза и скажет что-то вроде: «Красавица, эта вещь сделает вас совершенно неотразимой! Да вы без этой вещи просто завтра же умрете!» И красавица покупает нечто, что уродует ее до неузнаваемости. Потом опомнится, бежит возвращать товар, но не тут-то было. Короче, даму эту в Коврове не любили. Но и боялись. Местные говорят, что отцом этой мадам был чуть ли не старообрядец какой-то или монах. То ли изгоняющий бесов, то ли наоборот. Черт его знает, неважно. Но якобы мадам эта и сама могла порчу навести… А папа— потомственный охотник, мужик Простой и бесхитростный. Как известно, в одну узду запрячь не можно… Короче, родители развелись. Отец забрал мальчика к себе, дочь осталась с матерью. Мальчик Кирилл взрослел, девочка Оля росла. Брат и сестра хоть и жили врозь, но дружили. Она вообще часто бывала в доме отца. На охоту ее брали, стрелять научили. Хорошая была девочка — лучистая. С харизмой, как теперь говорят. И в музыкальной школе училась, все как положено. Когда ей было шестнадцать, влюбилась Оля в мальчика Диму — сына предисполкома. Тут как раз нагрянули в Ковров первые лохотронщики. Явились в виде гербалайфщиков. Мама девочки, Галина Юрьевна, влилась в их ряды и тут же нашла себя на новом поприще, окунулась в дело с головой… Было лето. У Оли каникулы. И мальчик приглашает ее на дачу родителей. Мама Олю отпускает. А на даче, вместо самого мальчика, обнаруживаются трое парней с соседних дач, сыновья местной власти: военкома, начальника милиции и санитарного врача. Все хорошо знакомы Оле. Выражаясь современным языком, одна тусовка. «А где же Дима?» — удивляется Оля. «А он в магазин ушел, скоро вернется. А пока давай, Оленька, выпьем». Примерно такой разговор. Выпили. А потом трое этих подонков, нажравшись водки, насилуют девочку. И так, и сяк… Дима на даче не появился. Что было дальше? Подонкам ничего не грозило. Ольга не выходила из дома, так как о ее позоре уже каким-то образом узнал весь город. Брат, работавший на оружейном заводе, как раз в отделе сборки, имел дома пистолет. И едва не убил сына военкома, одного из насильников. Но не убил, ранил. И перед тем как его взяли, отдал оружие сестре. Мать отвезла Ольгу в глухую деревню, к своему отцу. Тому самому — не то монаху, не то колдуну. Сама же уехала к сестре в Ивангород. Вскоре и семейка предисполкома перебралась в Москву, на повышение… Все это Кирилл узнал, когда вышел из заключения. Он отсидел семь лет, в течение которых ни мать, ни сестра не написали ему ни строчки. Кроме того, оказалось, что его отец погиб при пожаре в собственной квартире. А вместе с ним сгорел весь семейный архив — фотографии и все такое. Кирилл съездил в деревню. Дед-колдун сообщил, что Ольга давно перебралась к матери. Он написал письмо в Ивангород. Ни ответа, ни привета. А вскоре заехали к нему на крутой тачке с московскими номерами крепкие ребята и наказали, чтобы он забыл навсегда свою родню. Нет, мол, у него ни матери, ни сестры, ни тетки. Вот такая история.
— История, конечно, интересная. Слушай, Витька, а ты ее не придумал? Или этот твой… Валера Балясников? Может, он сидел там в Коврове, квасил с мужиками, девушек напропалую соблазнял, а потом, чтобы отчитаться, сочинил историю. Прямо как в «Блеф-клубе». — Грязнов шевелил бровями. — И зачем она к деду-то уехала, Ольга эта? В шестнадцать лет, в глухую деревню… Почему не в Ивангород сразу?
— Это-то как раз понятно, — встрял Турецкий. — Надо было отойти от душевных и телесных страданий. Природа, Слава, лечит, разве ты не в курсе? А дед ее тем временем своему ремеслу обучил, верно? — самым серьезным тоном закончил он.
— Вы будете смеяться, но все трое насильников за эти годы умерли.
Грязнов с Турецким переглянулись и расхохотались.
— Как? — в один голос спросили они.
— Один разбился на мотоцикле, другой утонул, третьего скрутил рак.
— Но Оля продолжает мстить всем мужчинам и стреляет в каждого, кто увидит ее голую задницу даже случайно, — страшным голосом проговорил Турецкий.
И они с Грязновым снова зашлись от смеха.
— Зря я вам рассказал, — насупился Гоголев. — Я сам понимаю, что история дикая…
— Не такая уж она и дикая, — посерьезнел Александр. — Подобных историй, к сожалению, немало — в части изнасилования. В жизни, как известно, все бывает. И пострашнее, чем в самой страшной сказке. Просто история твоя…
— Бесполезная, — закончил Грязнов. — Что из не выжать можно?
Турецкий едва заметно кивнул, но добавил:
— Разве что тетку в Ивангороде.
— Ну разве что. Нашли вы эту тетку?
— Нашли, — откликнулся Гоголев. — Кирилл дал адрес, так что найти ее труда не составило. Только опять же без толку. Живет старая карга не в самом городе, а в глухом пригороде, на хуторе. Одна. Родственников сто лет в обед не видела, знать ничего не знает. И хоть ты режь ее — стоит насмерть. Как латышский стрелок.
— А что соседи говорят?
— Соседи друг от друга за версту. Та же песня.
— А таможня? Если твои контрабандисты уже пользовались этим каналом, значит, у них там был свой человек.
— Действительно, в тот день один из таможенников попал в больницу с приступом аппендицита. Увезли на «скорой» часа за два до происшествия. Его в больнице допрашивали. Парень показал, что да, несколько раз эти двое в его смену пересекали границу. Но ничего недозволенного он у них не обнаружил. Тем более валюты в крупных размерах. Показания вполне предсказуемые. Поскольку, если бы обнаружил, должен был парочку задержать. А он их, напротив, пропускал. Все бы и ладно. Только после выписки из больницы он оформил отпуск и куда-то уехал.
— И родные не знают — куда?
— Якобы не знают. Поставили мы их телефон на прослушку. Пока тишина. Но вы, мужики, зря смеялись. На этой женщине как минимум один труп — омоновца. А может, и не один. Григорьянц пропал. Таможенник тот теперь тоже неизвестно где. Почти полмиллиона баксов — это такая гора денег, под которой не один труп может оказаться.
— Ты, Виктор, не сердись, это мы так… Рады видеть
тебя, и вообще… Знаешь, трудно сразу в проблему вникнуть, тем более после пары рюмок.
— Тем более если она не твоя, — пошутил Турецкий.
