— Но скоро дотянете! — ободрил ведущий. — Аплодисменты самым успешным бизнесменам недели!
Зал снова захлопал. Гуся кусала губы, Скотников тоже не мог скрыть зависти.
— А теперь самое приятное. Вручение конвертов. Те, кто привел в прошедшие выходные гостей, готовьтесь к выходу на сцену!
Зазвучала бравурная музыка. Ведущий выкрикивал фамилии. Люди выбегали, получали конверты и с упоенными лицами возвращались на свои места. Гуся едва не плакала, так ей хотелось быть среди счастливцев.
— А теперь на сцену приглашаются те, кто имеет гостей на следующий семинар.
И опять, безумно сверкая глазами, к сцене побежали люди. Они сдавали конверты. Эта процедура, непонятная для непосвященных, вызвала новый приступ завистливой злобы у Гуси.
— Вот, все работают, у всех получается, а мы — как говно в проруби… — шипела она мужу
— Гусенька, но у нас же все намечено, все идет своим…
— Немедленно доставай свою Лаврову! И этому уроду своему звони!
И опять ведущий словно услышал Гусю и бодрым голосом провозгласил:
— Кто не заработал сегодня, заработает завтра! Главное — не сдуваться! Помните: ваше дело привести гостя, убедить друга прийти сюда с вами. Начинайте с ближайших друзей! Полная тайна! Никакой информации. Ведите их вслепую. В этом залог успеха! Остальное сделаем мы!
На этом работа семинара была закончена.
На улице, чтобы отвлечь Гусю от мрачных мыслей, Скотников вспомнил о Третьяковой.
— А все-таки она совершенно иначе ведет семинары. С ней все празднично, легко. Во все верится, все кажется достижимым.
— Работать надо, вот и будет легко. Она сама говорит: везет тому, кто везет.
— Да разве мы не работаем? Сейчас вернемся, и я сразу же позвоню Лавруше.
Глава 10
ДИАГНОЗ
Встреча с лечащим врачом проходила в небольшой комнате в вестибюле больницы. Возле двери сидели сосредоточенные на своих думах родственники больных. Рядом с Аней переговаривались две женщины.
— Сигмовидная кишка. Сказали, шансы хорошие. Лимфоузлы чистые.
— Вы уже принесли?
— Да. Сейчас и отдам. Чем скорее, тем лучше. — Голос снизился до шепота: —…тысяч. Деньги, как говорится, вперед. Еле собрала по родственникам.
— А у моего пищевод. Я четыре несу. Только бы все хорошо было! У нас внук, мы его растим, у мужа пенсия военная. Говорят, лет пять еще протянет. Митенька как раз институт закончит.
Аню начала бить дрожь. Она отошла к дверям, закурила под табличкой «Курить воспрещается». Вот за страшной дверью исчезла дама в канареечном платье. Следующей была Аня.
Господи, только бы взялись оперировать! Я все сделаю, все, что нужно, достану! — взмолилась она. Аня была почти уверена, что у мамы обнаружили опухоль.
Дама в канареечном платье вышла. Крупные черные слезы текли по щекам, смывая густо накрашенные ресницы. Аня внутренне похолодела, швырнула окурок в урну, быстрыми шагами прошла в кабинет.
Вошла и рухнула на стул напротив очень молодого и очень серьезного доктора в ослепительно белом халате.
— Здравствуйте, доктор. Лаврова. Анна Николаевна, — выдохнула она.
Доктор взглянул на нее, достал историю болезни, кашлянул. Сердце Ани ухнуло вниз и застучало там бешеными толчками.
— Здравствуйте. Кем вы приходитесь больной?
— Дочь.
Доктор перелистывал историю, застревая глазами на чьем-то неразборчивом почерке.
— Ну-с… задала нам задачу ваша матушка, — как-то очень по-земски начал врач.
— Какой диагноз? — едва проартикулировала Аня.
— У Валентины Ивановны тромбоз вен пищевода, — ответил доктор и замолчал.
«Тромбоз вен пищевода», — шевелила губами Аня, пытаясь осмыслить загадочную фразу.
— Я не поняла. Это не онкология?
— Какая же это онкология? — удивился доктор.
Лицо Лавровой вмиг просияло. Доктор кашлянул.
— Это не онкология, но это нужно оперировать. У вашей мамы, по-видимому, в анамнезе пупочный сепсис.
— Какой? — изумилась Аня.
— Пупочный, — строго подтвердил доктор. — Который был в младенчестве. Последствие — тромбоз вен пищевода. Следствие — внутренние кровотечения. Отсюда и анемия, и слабость, и боли, и обмороки.
— А какой прогноз? — вспомнив услышанное в очереди слово, спросила Аня.
— Если сделать операцию — прогноз благоприятный.
Аня опять просияла. Доктор этого сияния как бы не заметил. ;
— Но операция очень сложная. Следует провести портокавальное шунтирование. Понимаете, что это такое?
— Нет, — призналась Аня.
На биофаке они этого не проходили.
— Про аорто-коронарное шунтирование слышали?
— Да. Это Ельцину делали.
— Ну, не только ему. Портокавальное шунтирование по сложности оперативного вмешательства значительно превосходит вышеупомянутую операцию. Этот вид операционного вмешательства проводят только в нашей клинике… ну, и еще в одной, но вам туда не попасть. Делает эту операцию только один хирург — Болислав Иванович Мирный. По общему состоянию здоровья Валентина Ивановна признана операбельной больной. И хочу вас уведомить, что, если вы не согласитесь на операцию, она в конце концов погибнет от внутренних кровотечений.
— Я согласна! — вскричала Анна.
— Это правильно, — бесстрастным голосом проговорил врач. Поднялся из-за стола и исчез вдруг в двери, ведущей в какую-то другую комнату.
Аня осталась одна.
И что теперь делать? Можно идти, что ли? Не попрощался даже. Ничего не понимаю.
Недоумение Лавровой развеяла молодая женщина, появившаяся из той же двери в столь же белоснежном халате. Не то врач, не то медсестра. Женщина подошла к столу и проговорила как бы себе под нос, передвигая многочисленные бумаги:
— Операция стоит три тысячи долларов. Пятьсот — лечащему врачу. Остальное — хирургу. Согласны?
— Да, — выдохнула Анна, еще ничего не соображая.
— Деньги отдадите сами. И тому, и другому.
Аня тупо кивнула. Белоснежная женщина крикнула в дверь: «Следующий» — и тут же исчезла.
Аня выкатилась в коридор.
Она стояла под той же табличкой, воспрещавшей курить. И курила вторую сигарету подряд. Нужно было идти к маме. Аня собиралась с мыслями. Но собраться никак не могла. Опухоли нет — это самое главное, говорила она себе. Конечно, это самое главное! Но… Три тысячи долларов — где взять такие деньги? Это было немыслимо. Собственных сбережений — четыреста баксов. Занять? Положим, занять можно. В институте — по сто, двести долларов соберу. Но сразу возникнет вопрос: на какой срок беру? И с чего отдавать? Всех ее приработков хватает на жизнь, но не на операцию. Господи! Что за страна такая долбаная! Мама, ее мама, блестящий инженер-конструктор, проработавшая всю свою жизнь на Родину, на оборонку, не имеет права на лечение, на операцию, пусть даже самую разуникальную.