Тем более что его привычка забегать пару раз в неделю после работы в подвальчик «Кварели» и брать менгрельский хачапури с бокалом домашней «Изабеллы» тоже не была секретом.
Маленькое семейное кафе — всего на шесть столиков — редко пустовало. Радушная хозяйка, которую все завсегдатаи считали доброй знакомой, привычно чмокнула Афанасьева в щеку, расплывшись в радушной улыбке.
— Прахади, дарагой! — Акцент в ее речи был куда менее заметен, чем у торгашей на рынках столицы, но чрезмерно выпяченное «а» резало даже привычный «масковский» слух.
— Как всегда, Софико, да?
— Харашо. Можэт, хинкали вазьмешь? Сэгодна бааажественные хинкали!
— Нет, спасибо, ты же знаешь…
— Знаю, дарагой: тэбя дома кармить будут. А можэт?..
— Нет, Софико. Твоим хачапури трое объесться могут. Куда же еще?
Хозяйка довольно усмехнулась:
— Как знаиш. Но ты извыни, дарагой, сэгодна у мэна мэст нэт. Одно. Для тэбя. Углавой столик на дваих. Там дама. Не вазражаиш?
Афанасьев не возражал.
— Здравствуйте. Простите, если помешал. Но больше свободных мест нет.
— Садитесь, пожалуйста, — улыбнулась миниатюрная женщина лет двадцати пяти. — Я никого не жду. Так что не помешаете.
Афанасьев подсел к столику, который был настолько невелик, что Вадим Иванович случайно коленями соприкоснулся с коленями соседки. Она, отодвинув ноги, вскинула глаза, но ничего не сказала.
— Простите, бога ради, — смутился милиционер. И, чтобы сгладить неловкость, решил отвлечь женщину разговором. — Вы здесь впервые?
— Да. Я совсем недавно переехала в этот район. Вот осматриваюсь, привыкаю.
— Вы ничуть не пожалеете! Но вы ведь не знакомы и с местной кухней? Раз уж мы сидим рядом, позвольте угостить вас ужином?
— Извините, но я в состоянии заплатить сама. А рекомендации ваши выслушаю с благодарностью.
Афанасьев оценивающе глядел на женщину. Гордая. Хотя, по гардеробу судя, богачкой не назовешь. Скромное платье сидит тем не менее безукоризненно, подчеркивая торчащие плотные груди, слегка даже великоватые для худенького тельца. Браслет на простеньких часах золотой, однако относительно недорогой. В небольших ушках крохотные камушки. Не исключено, что бриллианты. Недавно переехала. Но в центре Москвы квартиры не дают. Их здесь приходится покупать…
Соседка этот пристальный взгляд расшифровала.
— Я действительно могу заплатить. Не переживайте. Мне бывший муж помогает. Пусть не шиковать, но жить достойно. Квартиру вот в мансарде реставрированного дома выкупил для меня. В квартале отсюда.
— Давно расстались?
— С полгода уже. Цивилизованно разошлись. Он обещал мне жилье и сделал.
— Неужели за полгода вы сюда ни разу не заглянули?
— Да я тут неделю всего, — улыбнулась незнакомка. — Пока ремонт шел, по подружкам перебивалась.
Улыбка ей шла. И Афанасьев почувствовал, что его тянет к этой куколке, истосковавшейся наверняка по мужским ласкам. Но форсировать события не решился.
— Ну что? Доверяете мне?
Она кивнула. Вадим Иванович едва взглянул в сторону барной стойки, как Софико, внимательно наблюдавшая за всеми посетителями, возникла рядом.
— Выбрали?
— Ты что-то говорила про хинкали. Сколько штук в порции?
— Пять, дарагой. Ты жэ знаиш: у мэна малэньких порций нэ бываит.
— Тогда так. Хачапури не маленький, а средний. На двоих. Сациви с баклажанами. Одну порцию хинкали — пополам разложи: мне три, даме — два. Кувшин вина домашнего.
— Соус?
— Ткемали.
— Харашо! — И Софико испарилась, тая улыбку под крючковатым носом.
Под сытную острую закуску, от которой горело во рту, кувшина вина оказалось мало. Сотрапезники познакомились и болтали как старые приятели, рассказывая забавные случаи из жизни и жалуясь на непонимание в семьях. Теперь их колени касались друг друга не случайно. В итоге случилось то, к чему дело и шло. После ужина Афанасьев принял приглашение новой знакомой Ольги взглянуть на ее скромную «холостяцкую берлогу».
Очнулся утром в сквере, что у Пречистенской набережной. Весь в траве и листьях, без денег и документов. Голову крутило так, что несколько раз упал, пока выбрался к Всехсвятскому переулку. А там его — тепленького — и подобрал милицейский патруль. Отвезли в вытрезвитель…
Когда майор пришел к начальству оправдываться, Соколовский выложил на стол пакет, который якобы пришел в его адрес анонимно. Два десятка фотографий. Во всех позах, что называется…
В общем, из органов его выперли пинком под зад. С треском. Обвинив в пьянстве и моральном разложении. Припомнили и его армейское личное дело. Подвели, так сказать, доказательную базу. Вадим Афанасьев оказался на улице с «волчьим билетом».
Поначалу он даже не осознал, что произошло. И даже попытался разыскать Ольгу. Он не был на нее в обиде, скорее восхищался ею. Работу она сделала — комар носа не подточит. Такую бы да ему в агенты!..
Но там, на Ленивке, всего-то четыре дома, а он так и не смог отыскать ту отремонтированную квартиру, куда его приводила случайная знакомая. Обратился к друзьям, попросил выяснить, по картотеке пробить, в архивах порыться. Но половина приятелей после изгнания Вадима от него отвернулась. Остальные просто не знали…
Промыкавшись два месяца без дела, Афанасьев наконец сообразил, что этому периоду жизни настал конец и надо снова как-то устраиваться.
Жена Вадима Афанасьева работала комендантом института, который возглавлял тогда академик Шаров-младший. Его отец к тому времени отошел от активной педагогической деятельности, решил заняться исключительно научными изысканиями и возглавил когда-то им же созданный Центр, занимающийся сейсмологией, в котором также хранились сведения обо всех обнаруженных перспективных месторождениях полезных ископаемых на территории страны. Василий Павлович фактически принял из рук своего отца бразды правления институтом.
Однажды академик, заглянув в кабинет неприметной, обычно всегда невозмутимой и ровной со всеми — будь ты уборщицей или президентом — комендантши, застал ее плачущей. Успокоив женщину, он вызвал Афанасьеву на доверительный разговор и узнал о ее семейных проблемах. Василий Павлович пожалел супругов и пристроил Вадима в постоянно действующую геологическую экспедицию, где тот стал получать большие по тем временам деньги…
Для Вадима Ивановича то было благодатное время. И хотя геология в целом, как и прочие отрасли народного хозяйства страны, находилась в загоне, у экспедиций Губкинского университета проблем с финансированием не было. Будучи мужиком ответственным, неглупым и обладая приличными организаторскими способностями, Афанасьев и на новом поприще сумел себя зарекомендовать. За несколько лет он значительно вырос, пройдя путь от простого рабочего до начальника геологической партии. Экстерном сдал экзамены по нынешней своей профильной специальности и получил таким образом свое третье высшее образование. Числился у руководства на хорошем счету. И свои командировки тоже очень любил. Ведь по сути он так и остался непоседой, тем же юным, жадным до впечатлений лейтенантом, бродившим некогда по улан-баторским монастырям…
