Александрбург, 23 марта 2006 года, 16.08.
Юрий Гордеев
Юрий Петрович Гордеев был готов к тому, что его работа в Александрбурге затянется. Провинциальная медлительность, помноженная на круговую поруку работников правосудия, точнее, левосудия, создавала для этого отменные предпосылки. Но, получив на руки папку с делом Баканина на третий день своего пребывания в городе, он подумал, что даже для провинции это чересчур. Гордеев собирался высказать претензии, но при взгляде в лицо начальника следственного управления Макаровой решил оставить претензии при себе. Судя по выражению глаз и губ этой плотной решительной женщины, она считала, что ей должны выражать благодарность. «Скажите спасибо, что вообще что-то от нас получили», — читалось на этом лице.
— А где вы работаете в Москве? — с дотошной бдительностью спросила Макарова.
— Десятая юридическая консультация. — Гордеев слегка наклонил голову.
Макарова еще раз проверила его документы, в которых было сказано то же самое, не нашла к чему придраться и, кажется, рассердилась. Пухлые, намазанные оранжевой помадой губы сжались, сморщились, напоминая рифленую поверхность чипса.
— Все страницы пересчитаны и пронумерованы. Каждую из них я помню. Не вздумайте что-нибудь вытащить: вас сразу же уличат.
«Впервые меня, адвоката, принимают за вора», — едва не сказал Юрий Петрович, но Макарова уже вышла, по-гренадерски размашисто шагая, из кабинета управления следственного изолятора, временно предоставленного в распоряжение Гордеева. Кабинет походил на каземат: голые грязноватые стены, покрашенные отвратительной темно-зеленой краской, гуляющий по ногам сквозняк, колченогий деревянный некрашеный стол, который, ничуть не стесняясь гостей из Москвы, деловито пересекала по диагонали дорожка тараканов. Судя по тому, что жрать им тут было категорически нечего, шествие представляло собой великий тараканий исход. Гордеев не удивился бы, услышав скрежещущий поворот ключа в наружном замке: Макарова могла его и запереть, чтобы продержать здесь неопределенное время и выпустить когда заблагорассудится. Это на нее похоже! Своенравная дама! Не вполне уверенный, что такого не случится, некоторое время Гордеев периодически отрывался от чтения уголовного дела № 705509 по обвинению Валентина Баканина и поглядывал в сторону двери, на которой уцелело зарешеченное смотровое окошко. Позже эти нервные поглядывания прекратились: не потому, что Юрий Петрович уверился в благонадежности Макаровой, а потому, что дело поглотило его целиком. Гордеев читал его, как бульварный роман, нафаршированный исключительными ситуациями, ходульными характерами и невообразимыми объяснениями. И над каждой страницей, подобно Станиславскому, готов был восклицать: «Не верю! Не верю!» Действительно, было трудно поверить, что способно существовать такое уникальное дело — поистине рекордсмен по количеству процессуальных нарушений.
Однако оно существовало. Оно лежало перед ним…
Для начала напомним, что Валентин Викторович Баканин был депутатом Серпуховского городского совета, так как его фирма находилась на территории этого района Подмосковья. Это значит, что задерживать его можно было только с согласия прокурора города Серпухова. Однако горпрокурор Самощенко, с которым Гордеев успел связаться еще до поездки, ни сном ни духом не знал о происходящем.
Следуя закону, Баканина должны были вызвать в Александрбург повесткой или телефонограммой. Но в деле не было ни одного подобного документа. Не нашлось даже стандартного прокурорского постановления на исполнение отдельного требования об установлении местонахождения подозреваемого. Это постановление должен был составить следователь Алехин, а утвердить прокурор Нефедов. Выполнить это поручение должны были сотрудники ГУВД Московской области. Тем не менее вместо процессуальных действий, регламентированных уголовно-процессуальным кодексом (УПК) РФ, в Москву прилетел старший следователь по особо важным делам Александрбургской облпрокуратуры Сергей Алехин. Прилетел специально для того, чтобы задержать подозреваемого Баканина и вывезти его в Александрбург.
То, что адвоката Баканина не вызвали к следователю, а вместо него при предъявлении обвинения присутствовал вызванный Алехиным адвокат Борис Фадин, — тоже нарушение УПК из разряда серьезнейших… Юрий Гордеев откинулся на спинку стула, стряхнул на пол таракана, который с голодухи попытался напасть на бумажный лист, и задумался. Хотелось сделать хотя бы крошечный перерыв перед теми несообразностями, которые откроются ему на следующем шагу. А что откроются, в том сомнения не было: начало дела сулило мощное и плодотворное продолжение в том же духе.
Предчувствия его не обманули, и показания Петра Самойлова, объявившего себя киллером без каких-либо улик против него, так сказать, в результате чистейших угрызений совести, представляли собой новую пищу для размышлений. Самойлов называет организатора преступления, Вадима Мускаева, бухгалтера московского отделения фирмы «Уралочка». Казалось бы, согласно закону, следовало сразу арестовать бухгалтера «Уралочки» Вадима Матвеевича Мускаева. Если он организовал убийство Айвазова и его семьи, значит, кому же, как не ему, назвать заказчика? Но с арестом Мускаева следователь Алехин медлит. Вместо этого, предвидя мускаевские показания (телепатией увлекался, не иначе), следователь называет заказчика сам. Это — председатель совета директоров фирмы «Уралочка», шеф концерна «Зевс» и прочих фирм и корпораций Валентин Викторович Баканин!
В перечислении баканинских титулов брезжила какая-то нелепость, дефект, который Юрий Петрович никак не мог уловить. Но это, в общем, было не так уж важно, об этом можно поразмыслить на досуге. Важным представлялось как можно скорее выцарапать отсюда Баканина. Если за него взялись так всерьез, что состряпали целое дело буквально на пустом месте, значит, кому-то он крепко мешает. А если он кому-то до такой степени мешает, значит, определенные люди не остановятся и перед тем, чтобы его убить. Забить до смерти или задушить в камере. Потом, правда, Баканин получает шанс на оправдание… посмертно.
Дверь открылась. Гордеев обернулся, ожидая увидеть Ксению Макарову, но это была не Макарова. На пороге стоял Роберт, который за время ознакомления Гордеева с делом должен был добиться свидания с Баканиным.
— Наконец-то я вас нашел, Юрий Петрович! Тут с непривычки заблудишься… А что это здесь у вас тараканов столько?
— Тараканы, Роберт, чистые и невинные твари по сравнению с людьми. Я их не трогаю, они меня не трогают… А как насчет свидания?
— Не дают! — с каким-то даже восторгом провозгласил Роберт. — Сначала сказали, что Баканин болен. Я предлагаю навестить его в медсанчасти. Спрашиваю, в чем причина болезни, и требую заключения врача. Тут они все переигрывают и говорят, что Баканин здоров, только санитарная обстановка в СИЗО неблагоприятная… Одним словом, шестое чувство подсказывает, что застряли здесь надолго — и Баканин, и мы.
Третья картина из прошлого КАРЬЕРА, ЛЮБОВЬ И СВИНКА
Марина Криворучко, в придачу к своей привлекательной внешности и незаурядным умственным способностям, обладала редким талантом: она умела просыпаться… Нет, конечно, все люди просыпаются, за исключением тех, которые проводят годы в летаргическом сне, и худо-бедно у большинства этот процесс получается. Но дело в том, что у Марины просыпаться получалось не кое-как, а полноценно, обворожительно, точно она была ранней пташкой жаворонком. Никакой утренней отечности век, никаких надавленных подушкой отвисающих щек, никакой бесцветности лишенного косметики лица, способного перепугать мужчину, которому вчерашняя фея с утра кажется ведьмой. Счастливчик, просыпавшийся рядом с Мариной, видел на соседней подушке лицо, не утерявшее прелести, пожалуй, даже приобретшее новые краски спектра. Всегда выглядевшая моложе своих лет, Марина поутру напоминала девочку в ожидании праздника: широко раскрытые глаза, разметавшиеся пшеничными волнами волосы, разгоревшиеся щеки, губы, к которым прилила кровь. Как можно было удержаться, чтоб не начать целовать эти щеки, эти губы, эти трепещущие, словно бабочкино крыло, веки? Счастливчик, однако же, обыкновенно удерживался…
