— Там — все.
— Слушайте, а нельзя было это сделать как-нибудь по-другому?
— Например?
— Например, просто прислать мне в гостиницу?
— А может, мне хотелось, чтобы в городе все знали, что мы с вами общаемся, — сказал Леонович.
— Да уж не сомневаюсь, — буркнул Турецкий. В машине он посмотрел содержимое папки. Там
были фотографии молодого человека двадцати четырех лет, которого звали Дмитрий Валентинович Головня — это Турецкий узнал из надписи на обороте. Игроки в казино регистрируются, и видеокамеры ведут круглосуточное наблюдение, — происхождение фотографий понятно. На двух из них господин Головня сидел за столом рядом с Олегом Весниным.
Лицо Головни показалось знакомым. Турецкий задумался. Видел он его совсем недавно. И определенно не в Москве. Кто же это мог быть… Было ощущение, что не только видел, но и общался… Кто же это?
Одну за другой Турецкий выкурил две сигареты. Снова посмотрел фотографии. В поезде из Москвы? В издательском доме? В каком-нибудь ресторане? В автосалоне? В яхт-клубе? В гостинице? Нет… Нет…
Ба! Да это же пляжный фотограф с обезьянкой Магдой. Волжск определенно небольшой город. А не узнал сразу, потому что на пляже парень был в бан-дане и плавках, а на фотографиях — в костюме, за карточным столом. Турецкий закрыл глаза, пытаясь восстановить лицо фотографа. Открыл и еще раз посмотрел на снимки. Да, определенно это он.
Турецкий достал телефон и позвонил Агафонову:
— Аркадий Сергеевич, есть для вас клиент.
«В юности я нескольких лет занимался карате, это мне нравилось. Там был парадокс. С одной стороны, бессмысленное накачивание мускулов меня мало привлекало, мне всегда больше нравились игровые виды спорта, где одновременно развивается интуиция, реакция, контроль над ситуацией, где управление внутренним состоянием было важнее физических усилий. Однако была иллюзия, что в карате я это найду в полной мере.
Для меня было необъяснимой загадкой, почему человек должен уподобляться животному. Почему, для того чтобы победить, нужно отказаться от всех желаний, даже от желания победить? Почему желание жить устранялось тоже? И самое удивительное, что большего успеха в бою достигал тот, кто проходил обряд умирания и смерти и на момент боя считал себя умершим…
Я посещал разные секции, потому что в некоторых преподавали обыкновенный «мордобой». Довольно скоро я понял, что для драки достаточно хорошо выучить один прием, довести его до автоматизма, и тогда можно уложить на улице даже специалиста. Но поскольку в концепции боевых искусств психологической подготовки не было, то у тех, кто пытался подойти к боевым искусствам как к философии, все постепенно вырождалось в культ силы.
Я узнал, что различие стилей и школ боевых искусств на Востоке заключалось в различии философских подходов. Новая концепция рождала новую школу, и качество философии достаточно быстро подтверждалось или опровергалось практикой, то есть боевые искусства являлись инструментом философского познания мира. Чем сильнее было стремление человека к познанию мира, к религии, философии, обобщению, тем более высокого уровня в конечном счете он или его ученики добивались в боевых искусствах. Поэтому лучшие школы существовали при тибетских монастырях. Там были разработаны уникальные техники духовного и физического развития. Самое главное — не отделять духовное познание мира от физического. Без постоянных духовных практик боевые искусства вырождаются.
Я долго не мог понять, почему без достижения абсолютного внутреннего спокойствия невозможно значительное повышение уровня и достижение мастерства.
На Востоке это состояние называлось «спокойная вода». Потому что не нужно думать, анализировать во время схватки. Это называлось «пустой ум».
По преданию, один мастер настолько останавливал сознание во время схватки, что потом, через некоторое время, не мог вспомнить, как называлось оружие, которым он пользовался, и как зовут его самого.
В боевых искусствах традиционно начиналось с силы. Большой рост, мощные мышцы были идеалом для тех, кто только начинал процесс познания. Постепенно стала побеждать другая тенденция. Ловкий противник гораздо быстрее побеждал сильного, но примитивного. Техника, скорость реакции стали целью, а сила удара, вес и рост отошли на второй план. Прошло время, и оказалось, что те, кто разрабатывает приемы и комбинации, побеждает просто ловких и быстрых. Ум оказался выше способностей. Способности и ум должны перейти в принципы и идеи, и постепенно приемы и техники складывались в общий стиль. И мастер, освоивший этот стиль, побеждал противника, часто превосходящего его в скорости и силе.
Воля есть реализация желаний, связанная с философским пониманием мира. И отдельные стили, объединяясь, превращались в школы. Основатели школ работали на философско-волевом принципе. Чем больше духовности, душевного благородства имел основатель школы на подсознательном и внешнем уровне, тем масштабнее были достижения его школы.
В буддистских школах боевых искусств кроме игр на выносливость, реакцию, коллективное сознание применялся любопытный прием. Ученик отождествлял себя с каким-то героем или известным мастером и, полностью перевоплощаясь, проводил схватку в этом состоянии. Отождествление себя с каким-то животным позволяло также связать свое сознание и добиться большего эффекта. В современных школах карате система обучения построена противоестественно. Начинающего сначала учат удару, потом защите. Чем большее количество приемов показывает преподаватель, тем выше считается его уровень. И сознание ученика делает целью удар или защиту. При таком отношении он никогда не станет мастером. Помню, как я старательно разучивал блоки, жестко отбрасывая руку или ногу нападающего в сторону. Потом выяснилось, что такие блоки неэффективны, что блок должен быть скользящим. Рука или нога нападающего как бы затягивается на себя и отводится в сторону.
Потом один из ведущих тренеров, у которого я занимался, выразился очень просто: «Первое, что вы должны сделать, — это уйти с линии атаки». Потом он задал вопрос: «Когда противник наиболее уязвим?» Все начали гадать: когда провел прием или в момент проведения приема… Оказалось, что противник максимально уязвим перед атакой. Истинные мастера на полсекунды опережали противника, когда подготовка атаки переходила в саму атаку. Максимально уязвим человек тогда, когда он не думает о защите, а это происходит перед атакой.
Но здесь появляется одна проблема. Для того чтобы атаковать, перед атакой нужно почувствовать состояние противника и точно определить момент начала атаки. Чтобы провести скользящий блок, нужно определить, каким будет удар и каково будет его направление. Значит, главным становится не удар и защита, а оценка движения противника, повышение контроля над ситуацией, умение увидеть движение в его зачатии.
Многие учителя в Тибете на несколько лет превращали своих учеников в послушных рабов до тех пор, пока их «я» не растворялось в желании соединиться с Высшим. В тибетских монастырях один из экзаменов в школу боевых искусств был весьма необычен. К испытуемому подходил преподаватель и неожиданно с размаху бил его по лицу. Если ученик падал без сознания, как подкошенный, его принимали в школу. Если же он оставался стоять после удара — его не принимали. Ориентация на свое «я», на защиту своего «эго» была слишком сильной, и к настоящему обучению такой человек был непригоден.
