Когда перевернул последний лист, спросил негромко:
– Так вы позволите взять одну? Естественно, с возвратом.
Анна Васильевна самолично выбрала фотографию, на которой ее сын был снят крупным планом, в полный рост, и, уже подавая ее Агееву, произнесла потухшим голосом:
– Лишь бы Гера нашелся. – Замолчала было, но тут же спохватилась: – Живой.
Что он мог на это сказать? Врать не хотелось, да и гадать на кофейной гуще тоже.
Уже стоя в небольшом кафе, куда он зашел перехватить чашечку кофе с пирожком, и набирая номер мобильного телефона Голованова, Агеев вдруг подумал о том, что эдак можно было бы и обанкротиться на одних только разговорах по мобильнику, если бы их не оплачивала «Глория». А так... говори сколько хочешь, излагай свои версии и предложения.
– Ты отчего это на оперативку опаздываешь? – не очень-то приветливо спросил Голованов, забыв даже поздороваться.
Агеев невольно хмыкнул. Командир, он и в Африке командир. Можно было бы, конечно, поиграть малость на Севкиных нервах, однако на каждую секунду разговора накручивались деньги-доллары, которые шли, в общем-то, из их общего кармана, и он вкратце, но довольно емко пересказал Голованову цель своей поездки в Чехов, но главное – разговор с матерью Германа Тупицына. Голованов слушал не перебивая и только один раз попросил:
– А вот это место, будь любезен, поподробнее.
– Ну насчет особых подробностей не гарантирую, передаю то, что услышал от его матери. Уже ближе к вечеру, я думаю, часиков в семь, возможно, в половине восьмого кто-то позвонил на мобильник Германа, разговор длился не более двух-трех минут, после чего он тут же засобирался куда-то, накинул на себя ветровку и, сказав матери, чтобы она не волновалась, если он не вернется ночевать, вышел из дома. И все! После этого она его уже больше не видела.
– И часто он так исчезал?
– Бывало. Однако если верить матери, то не более чем на пару дней. Причем всегда звонил ей домой и предупреждал, что задержится. А тут... Она, естественно, заволновалась и на четвертый день сообщила о его исчезновении в милицию.
– И?
– Заявление, само собой, приняли, однако их участковый потрепал ее по плечу и сказал, чтобы не суетилась особо, и без нее, мол, дел невпроворот. А что касается ее сына, так он небось корешок свой у какой-нибудь бабы греет.
– Тоже не лишено логики, – буркнул Голованов и тут же спросил: – Сам-то что думаешь по этому поводу?
– Спрашиваешь, чего думаю? Да, в общем-то, уже склоняюсь к третьему варианту.
И Агеев изложил свои личные версии столь внезапного исчезновения свидетеля преступления и замолчал, ожидая, что скажет на это Голованов, однако тот не очень-то торопился с выводами. Здесь можно было и впросак попасть. Наконец тяжело вздохнул, словно только что сбросил с плеча полновесный мешок с солью, и негромко произнес:
– А ведь ты прав, пожалуй. – И тут же: – В городском морге она уже была? Я имею в виду мать Тупицына.
– Естественно. Но туда он не поступал.
– А среди неопознанных трупов?
– Глухо.
– В таком случае, выходит, Москва?
– Или область.
– Тоже не исключено, – согласился с Агеевым Голованов. – У тебя его описание есть?
– И описание, и фотография – все есть. Трупа только нет.
– Значит, будем искать.
– Знать бы только, где искать, – буркнул Агеев. – Может, его в лесу где-нибудь грохнули, там же и прикопали. Или в каком-нибудь водохранилище рыбок кормит.
– Не исключено, – согласился с ним Голованов. – Ну а ты-то сам чего предлагаешь?
– Толстопятов!
– Задержать и учинить допрос с пристрастием? – В голосе Голованова звучала откровенная ирония, однако Агеев даже не обратил на это внимания.
– Да! Задержать и допросить.
– На каком основании?
– Ты что, меня об этом спрашиваешь? – в свою очередь усмехнулся Агеев. – Подозрение в убийстве!
– В убийстве кого?
– Хрена моего! – взвился Агеев. – И вообще, не пойму что-то я тебя, командир. Вчера одну версию отстаивал, а сегодня...
– Ну, положим, вчера я тоже сомневался относительно нашего с тобой телевизионщика, однако если бы знал об исчезновении Тупицына...
– Тогда что?
– Спрашиваешь, что? – В голосе Голованова появились металлические нотки. – Да то самое, что четыре трупа, причем два последних убраны как свидетели преступления, – это слишком много даже для профессионального киллера, не говоря уж о спившемся идиоте, который даже с работы был выгнан за то, что не мог пары слов связать.
Это был удар по самолюбию Агеева.
– Ну ты как знаешь, – вспылил он, – однако я буду придерживаться своей точки зрения.
– Вот и ладушки, – согласился с ним Голованов, которому, судя по всему, уже надоела их перепалка. – А пока что возвращайся в Москву, и будем кумекать, что делать дальше.
– Сева! – взмолился Агеев. – Надо брать этого влюбленного хорька. Уйти может. Или так запутать следы, что потом и МУР не разберется.
– Разберется, – успокоил его Голованов. – Кстати, надо будет сообщить Яковлеву об исчезновении Тупицына. Сдается мне, что наш чистильщик на этом не остановится.
– Командир! – теперь уже едва ли не плакал Агеев. – Да где твоя, мать бы тебя в три Афгана, профессиональная гордость? Они же должны будут сначала утрясти это дело с прокуратурой и только после этого, если получат «добро»...
Все это Голованов знал не хуже Агеева и оттого, видимо, произнес глухо:
– Ну и что ты предлагаешь?
– Сначала самим пощупать этого гуся, ну а потом уже... когда расколется...
Филя Агеев оставался Агеевым, и Голованов не мог не рассмеяться.
– Ладно, чеши в Москву, будем большой совет держать.
Глава тринадцатая
Кто ищет, тот всегда найдет.
Эту заповедь московских оперов Олег Майков намертво усвоил еще в Высшей школе милиции, после окончания которой его сразу же зачислили в штат орденоносного уголовного розыска, чем он всегда гордился. И на этот раз присущая ему настойчивость и упорство в поиске не подвели его.
Истоптав ноги и потратив время в поквартирном опросе жильцов дома на Большом Каретном, он и участковый инспектор территориального отделения милиции плавно перешли на проработку соседнего дома, затем дома напротив, однако в пятом часу утра люди спят более чем крепко, а если кто и проснулся оттого, что в горле забулькало, то он сразу же бежит в туалет, а не к окну, за которым едва брезжит рассвет, и тем более мало кому придет на ум всматриваться в сереющую улицу ночного города, когда еще даже дворники, московские жаворонки, не проснулись.
