Он открыл ключом дверь своей квартиры и жалобно позвал:
— Ира! Ириша! Ирина Генриховна!
Однако на его зов вместо жены явилась дочь Нина, она же Ника, — повзрослевшая и вытянувшаяся.
— О! — удивился Турецкий. — Дочечка! Здравствуй, дочечка, ты какими это судьбами дома?
— Как это «какими»? Я тебя жду, чтоб накормить, — гордо ответила Ника.
— А ну-ка дай папке тебя поцеловать! Накормить, говоришь? Хм, заманчиво!
— Раздевайся и мой руки, — совсем по-взрослому скомандовала Ника.
«Дочка-то выросла, — подумал Турецкий. — Совсем выросла, пока я бандитов ловил. Скоро эти пойдут, ну как их… кавалеры. Мальчики, короче. Будут тискать мою маленькую девочку по подъездам… сволочи. Ух! Поубиваю всех на фиг!»
— А где, собственно, у нас находится мама, а, дочка?
— Ирина Генриховна на лекции.
— Что-то я совсем отстал от жизни. Ты мне объясни-ка толком, что еще за лекция и о чем?
— Как, ты разве не знаешь? Мама два раза в неделю посещает лекции академика Владимира Кудоярова.
— Кудоярова? Я его знаю, это великолепный юрист. Но при чем тут наша с тобой Ирина Генриховна?
— А это последнее мамино увлечение. Она у нас теперь юный криминалист.
— Что-о?
— Да-да. Посещает конференцию под названием… сейчас, минуточку, я записала. Такое не запомнишь. Конференция называется «Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного и декоративно-прикладного искусства».
— Ни себе чего! Ай да Ирина Генриховна!
— И проходит, между прочим, не где-нибудь, а в самой Третьяковской галерее. Вот так! Ты руки мыл? — спросила дочь.
— Да, — привычно соврал отец.
— Тогда марш за стол!
— Йес, мэм! «А здорово все-таки! Надо же, до каких седин я дожил, что Нинка уже меня обедо-ужинами кормит на правах строгой хозяйки».
— Приятного аппетита.
— Спасибо, Ника. «Н-да, еда-то, конечно, еле теплая. Ну да ладно, не будем делать замечания из-за пустяков. Нужно поощрять в ребеночке хозяйственность и инициативу. И потом, она так старалась».
— А я знаю, что нужно сделать! — гордо заявила Ника.
— Ты о чем, дочка?
— Ну как отличить фальшивые картины от настоящих.
«Боже мой, эти картины сведут меня с ума. Уже и дома от них не укрыться. А между прочим, котлеты недожаренные. Да и пюре какое-то комковатое».
— И как же?
— Очень просто. Нужно взять отпечатки пальцев у всех художников — ну пока они еще живы. И потом, после смерти, сравнить с отпечатками на картине.
— Остроумно, остроумно. А с мамой ты делилась?
— Нет еще, это я только сегодня придумала. Потому что мама мне рассказала о новой технологии. Оказывается, подлинность полотен известных мастеров могут доказать их отпечатки пальцев.
— Серьезно?
— Да-да. Ну… — Ника замялась, — правда, это не доказано, пока еще только гипотеза. Но мама собиралась поделиться с тобой… ой, какая я дурочка, — вдруг спохватилась Нина. — Мама же хотела сама тебе рассказать, а я все разболтала.
— Ну ничего, — успокоил ее Турецкий, — мы сделаем вид, что я ничего не знаю.
— Ты сможешь сделать такой вид?
— Конечно. Любой юрист немного актер.
— Ну тогда все в порядке. Она так хотела с тобой поделиться, думала, что тебе это поможет в работе.
«Нет, просто сойти с ума! Жена, как выясняется, не просто усердно грызет гранит науки криминалистики, но и дает поучительные, почти экспертные советы мужу, следователю, на тему „как лучше расследовать дела о фальшивых картинах“! Дочь выступает с собственными подростково-максималистскими рацпредложениями с размахом, достойным идеи поворота рек вспять…»
Турецкий, пожалуй, впервые всерьез задумался о том, кем станет его любимая дочка, когда вырастет. Собственно, она уже практически выросла. А ну как черт ее дернет пойти на юрфак! Удивляться этому не придется.
«А что? Будет даже забавно. Вырисовывается некая преемственность. Есть же династии поваров, а у нас будет юридическая семейная династия».
Турецкий наконец-то дожевал малосъедобную котлету и улыбнулся.
«А вот в повара я бы Нике идти как раз-таки не порекомендовал».
Раздался телефонный звонок.
— Господин Турецкий, тысяча извинений. Это Владимирский вас беспокоит.
— Здравствуйте, Юрий Васильевич. Как поживаете?
— Благодарю вас, все прекрасно. Я, Александр Борисович, хотел просить вас о встрече — буквально на пять минут.
— Хм… это срочно? — нахмурился Турецкий.
— Ну как вам сказать… — Голос в трубке звучал заискивающе.
— Я объясню вам честно, Юрий Васильевич: дел сейчас в Прокуратуре по горло, я только что вполз домой и чертовски устал. Вылезать куда-то еще просто нет сил. Но если дело срочное, тогда, конечно, нечего делать.
— Нет-нет, ни в коем случае! Я не хочу вас тревожить и создавать вам проблемы. Но может быть, я заскочу к вам? Если вы позволите. Это буквально пять минут.
— Ну что ж, подъезжайте. Турецкий продиктовал адрес. Не прошло и получаса, как в дверь позвонили, и на пороге возник маэстро Владимирский: роскошно-избыточный в своей шубе, громкоголосый и артистичный.
— Пришел поблагодарить вас, Александр Борисович. Вы меня просто спасли.
— Ах, не преувеличивайте, Юрий Васильевич. Я делал свою работу.
— И тем не менее вы сочли возможным не наказывать меня за глупую ошибку молодости. Знаете, в молодости каждый способен натворить глупостей. Помните, у Оскара Уайльда «Идеальный муж»…
— В этом не оказалось необходимости. Раздевайтесь, прошу вас.
— Нет-нет, я не хочу вас беспокоить. Я тут кое-что вам принес. Надеюсь, вы не сочтете это за взятку должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей.
— А я сейчас не при исполнении. Впрочем, смотря что вы принесли.
Владимирский достал из своего кейса картонную коробку.
— Это коньяк. Коллекционный, очень хороший. В наших магазинах такого нет, даже в самых элитных. Это я привез в прошлом году из Франции, и с тех пор он ждал своего часа. Прошу вас принять это от меня в знак благодарности.
— Наверное, это безумно дорого. Спасибо, конечно, я тронут, но не могу. Извините.
— Ах что вы, Александр Борисович, какая ерунда! Во-первых, я небедный человек, уж вы поверьте. А во-вторых, дело же не в этом. Просто мне хотелось подарить вам что-то особенное. Именно особенное, а не какое-то безумно-дорогое. Возьмите, пожалуйста.
— Вы меня убедили. Возьму. Спасибо вам.
