— Нет, конечно.
— А не подозреваете, что именно там может быть?
Васса Александровна отрицательно покачала головой.
— Но вы догадались, что речь идет о чем-то противозаконном? — уточнил Меркулов.
Бунина посмотрела на него тяжелым грустным взглядом:
— Я этого не исключала.
— Откройте, пожалуйста.
Заржавелая «молния» распахнулась с едким хрустом. Взорам четверых предстал некий предмет, завернутый в кухонное полотенце.
— Скрипку нужно держать за гриф, — предостерег Турецкого всесторонне образованный Константин Дмитриевич. В тусклом свете коридорной лампочки блеснул знаменитый лак бессмертного кремонского мастера. Изящный изгиб обечайки и трогательная выпуклость верхней деки поражали взор и казались в этой обшарпанной прихожей московской квартиры чем-то не от мира сего, чем-то, принесенным космическими пришельцами. Словно среди статуй ВДНХ вдруг затесалась Венера Милосская.
Галя Романова тихонько ахнула. Васса Александровна как-то горестно крякнула. Меркулов смог только удовлетворенно сказать:
— Ага! А Турецкий тихонько шепнул Гале:
— Сходи за понятыми.
— Добрый вечер, Геральд Викторович. Извините, что побеспокоил. Это…
— Здравствуйте, господин Турецкий.
— Вы меня узнали?
— Это профессиональное, — рассмеялся невидимый Райцер в трубке. — Слух у меня, знаете ли, с детства неплохой.
— У меня есть хорошие новости.
— Вы нашли скрипку?
— Да, — просто ответил Турецкий. На другом конце линии наступило молчание.
— Вот это да… Ничего себе. Признаться, так быстро я даже не ожидал.
— А это у меня тоже, — хмыкнул Александр Борисович, — профессиональное.
— Потрясающе! Мне говорили, что вы ас своего дела, но чтобы так! Расскажите же, расскажите скорее.
Турецкий в общих чертах изложил Райцеру продолжение истории скрипки-путешественницы и мотивы господина Вишневского.
— Так что скоро вы получите свою боевую подругу обратно, надеюсь, что в целости и сохранности. По крайней мере, мы ее не обижали.
— Вы меня покорили, Александр Борисович! — прочувствованно сказал музыкант.
— Да ладно, у нас работа такая, — отшутился Турецкий.
— Послушайте, но зачем она была ему нужна? Вот это то, чего я не понимаю в упор.
— Вишневскому-то?
— Ну да!
— Это загадка. Тут какой-то очень сложный комплекс. Наследственность, преемственность и так далее. Фамильная реликвия. Не удивлюсь, если психологи скажут, что тут еще каким-то боком примешана гомосексуальность господина администратора.
— А это-то при чем? — поразился Райцер.
— Ну… Он не продолжил себя в потомках, так сказать, тупиковая ветвь. Следовательно, возникает некий комплекс вины — по отношению к предкам и к самому себе; а отсюда — более глубокая связь с предыдущим поколением. Память об отце…
Турецкий откровенно импровизировал. Ему было более или менее все равно, почему Ростислав Львович украл скрипку. Важно было лишь то, что он, Александр, ее нашел.
— По-моему, вы несколько усложняете.
— Может быть, — охотно согласился Александр Борисович. — Но так ли это теперь важно для нас?
— Безусловно нет! — радостно рассмеялся Райцер. — А ведь я теперь ваш должник.
— Да ладно, сочтемся, — в свою очередь улыбнулся Турецкий. — В другой раз приедете к нам в Россию — на концерт пригласите.
— Э-э, знаете, Александр Борисович… Не в обиду лично вам будь сказано, но, как гласит известная цитата… «Спасибо, лучше вы к нам!»
— Жаль. Очень жаль.
— Мне не хочется вас огорчать, но поездка в Россию оставила неприятные воспоминания.
— Я все же надеюсь, что это пройдет и вы снова приедете туда, где вас ждет ваш слушатель.
— А впрочем, — внезапно согласился Райцер, — может быть, и так. Время пройдет…
Не исключено, что ему просто не хотелось затевать сейчас долгий спор о Родине, эмиграции, корнях и так далее.
— Знаете, Саша, меня мучает один вопрос.
— Спрашивайте смело.
— А мой старинный друг Юра Владимирский… Неужели он действительно как-то причастен к этому делу?
Турецкий колебался лишь долю секунды. Райцер его колебания не заметил.
— Владимирский? Нет, да что вы! При чем же тут он?
— Ну, — замялся Райцер, — он так явно настаивал на том, чтоб я послушал его интерпретацию «Леоноры» № 3, словно специально выманивал меня из артистической.
— Да нет, — твердо сказал Александр Борисович. — Он тут совершенно ни при чем. Говорю вам это как следователь, ведущий дело. А то, что он вас так рьяно уговаривал, так, наверное, просто интересовался вашим мнением о своей работе. Вот и все. Совпадение.
Райцер глубоко вздохнул.
— А вот это действительно радостная новость. Еще неизвестно, что для меня важнее. Спасибо вам.
В это самое время полковник Шаров, начальник второго муровского отдела, давал последние инструкции незадачливому взрывнику Валерию Лобанову:
— Запомни, главное — спровоцировать заказчика на конкретные активные действия. Он не должен пассивно стоять и наблюдать, как вы с Еременко все сделаете. Идеальный вариант — чтобы он лично взял в руки пульт управления и сам нажимал на кнопку. Судя по тому, как он маниакально ненавидит свою «жертву», подвести его к этому будет нетрудно. В тот момент, когда покажется машина Орликова и заказчик перейдет к действиям, появится группа захвата и «возьмет» его с поличным. Ты все понял?
— Да вроде понял…
— Так «вроде» или понял? — настаивал Шаров.
— Понял. В комнату стремительно вошел генерал Грязнов:
— Сидите, сидите. Ну как? Инструктаж прошел успешно?
— Вполне, товарищ генерал.
— Операцией по захвату буду руководить лично я, — произнес Грязнов.
— А Александр Борисович тоже будет участвовать?
— Насколько я его знаю, он не усидит у себя в кабинете…
Между тем Александр Борисович сделал еще один телефонный звонок.
— Юрий Васильевич, здравствуйте, это Турецкий.
— А! Александр Борисович, добрый вечер! Чем могу быть полезен? У вас есть какие-то новости?
— Есть. Мы нашли скрипку.
— Нашли?! Боже мой, это потрясающе! Как вам это удалось?
Турецкий помедлил.
— Неважно. Главное, что удалось.
— Вы уже сообщили Геральду Викторовичу?
