– Само собой. – Самарин слегка ощерился. Его небогатое мимикой лицо могло быть только в двух состояних: либо с плотно сжатыми губами, либо с едва намечающейся улыбкой, которая подтверждала его происхождение от обезьяны. Поэтому живое лицо Сатановского вызывало у него неприязнь. Самарину казалось, что недостойно делового мужчины выражать мимикой свое настроение.
Самолет опять попал в зону турбулентности, Самарин плотно сжал губы и закрыл глаза.
– Смотри не блевани мне здесь! – язвительно предупредил Сатановский и отвернулся к темному иллюминатору. Он перелеты переносил легко и с презрением относился к тем, кто с трудом выдерживал болтанку в воздухе.
Из кабины летчика вышел второй пилот и доложил, что самолет ложится на нужный курс и минут через двадцать они начнут садиться. Самарин еще крепче зажмурил глаза. Посадку он переносил еще хуже, чем взлет. Но тут хотя бы виден конец мучениям. Самолет стал снижаться, Сатановский смотрел в иллюминатор. Внизу проплывали редкие огоньки, место было не слишком заселенное. Вот показались огни посадочной полосы, у правого края стояло несколько машин. Они стояли с выключенными фарами. Самолет выпустил шасси, и, едва колеса коснулись земли, машины как по команде влючили фары. Сатановского пронзила догадка, и он заорал:
– Посадка отменяется! Посадка отменяется! Поднимайся, твою мать!
Но было уже поздно. Самолет стал замедлять свой бег и остановился в самом конце полосы. С двух сторон к нему подъехали машины. Из темноты показался трап, его бегом катили двое в военной форме. Все было так, как представлял себе Самарин. По трапу затопали сапоги, летчик открыл люк, вошли люди в камуфляже и встали у выхода. Военный в чине полковника будничным голосом произнес:
– Именем закона вы арестованы, господа Сатановский и Самарин.
Сатановский не верил своим глазам. Он все продумал, все предусмотрел, что же он пропустил? Где допустил ошибку? Неужели его подвел человек, который обязан ему столько лет своей жизнью? Когда-то Сатановский спас его в тюрьме от верной гибели, когда надзиратель из педагогических соображений избивал молодого вора по голове резиновой дубинкой, норовя попасть ему в висок. И попал бы, если бы Сатановский не оттолкнул надзирателя и не позвал на помощь. Сокамерники устроили такой шухер, что надзиратель поспешно ретировался из неспокойной камеры, а после инцидента опасался туда лишний раз заходить. Так вот какова цена человеческой благодарности!
Второй пилот вышел из кабины и поздоровался с полковником. И тогда Сатановский понял, почему за два часа до отлета первый пилот посоветовал взять второго, поскольку предстоял нелегкий перелет. Он разразился бранью и в адрес летчиков, и спецназовцев, и самого Самарина, который все-таки не удержался и от потрясения не смог подавить рвотный позыв.
Самолет загнали в ангар, беглецов посадили в машину и в окружении «почетного эскорта» повезли в Москву по заснеженной дороге, по обе стороны которой намело сугробы почти в человеческий рост.
Пустой номер
Новенький «БМВ» мчался по широкой улице в левом ряду, и приятно было думать, что любая машина, случайно оказавшаяся впереди, стоит ей помигать мощными фарами, сразу перестроится в соседний ряд.
С «бумерами» не шутят. Известно, кто сидит за рулем таких машин. Водитель гнал уже на скорости сто шестьдесят. Проезжавший навстречу патруль включил мигалку, но Дима Большой пару раз мигнул – свои, мол. Патруль поехал дальше. Загудела сиреной мобила. Дима небрежно сунул в ухо наушник. Ему нравилось, сидя в машине, говорить по мобиле через наушник. Как крутой бизнесмен из американского кино.
– Дима, шухер. Наши денежные мешки отвалили в столицу. Не по своей воле.
– О чем базар? Мы к этому каким краем?
– Воздух принес – зажопить нас хотят. Менты на хвосте сидят.
– Ложись на дно.
– Базар о тебе. Мое дело предупредить.
– Ты прокоцал?
– Сивый выстучал. Только что.
– Дай маяк остальным.
– Не могу, у меня три цента на счету.
– Башмак! Я те че говорил? На счету бабки всегда должны быть!
Дима яростно вырвал из уха наушник, развернулся через две полосы и помчался в противоположную сторону. Приятный отдых у промокашки Викули накрылся. Он всегда готов был к неприятностям. Только не к тому, что у Мокрухи на счету не будет денег. К своим теперь залечь на дно не удастся, неизвестно, за кем из них сейчас фигарят менты. «Урод! Урод! Падла!» – заорал Дима во все горло. Левое веко задергалось в нервном тике, и это привело его еще в большее бешенство. Хотелось на всем ходу врезаться в какого-нибудь козла, чтобы отвести душу. Козлы, как назло, сидели по домам. Ночью в Нефтегорске машины ездили все крутые. Мелькнула мысль, что, раз Сивый прозвонился к Мокрухе и не обмолвился о том, что у него на хвосте менты, можно смело ехать к нему. Сивый мужик надежный. Подставлять не станет. Дима резко свернул направо, едва не врезавшись в светофор, и злобно выругался. Понаставили прямо над дорогой, угол не дают срезать. Он попетлял еще с полчаса по городу. Иногда за ним появлялись машины, он смотрел напряженно, пытаясь понять, кто в них сидит – простой лох или мент в гражданском. Менты поодиночке не сидят. А ему попадались одинокие лихачи либо с бабами. Может, самому всей кодле прозвонить? И время терять на этом? Не, на это есть «шестерки». Самому надо ноги щупать. Может, придется и вовсе ухариться. А кодла и так знает – в случае чего надо разбить понт.
Улица, где кантовался Сивый, была совсем паршивая. Дорога вся разбитая, ее не ремонтировали никогда. Еще бы, за длинным кирпичным забором находилась авторемонтная мастерская, куда свозили тяжелую уборочную технику. Вот она и раздолбала весь асфальт. Дима снизил скорость и едва полз, объезжая эти долбаные ямы. Въехал во двор пятиэтажки. В это позднее время почти нигде в окнах не горел свет. Но его это не пугало. Сивый никогда не открывал плотные шторы на своих окнах второго этажа. У него даже днем в комнату никогда не проникал солнечный луч. Дима припарковал машину прямо к двери подъезда, осторожно зашел и прислушался – в подъезде было тихо. Он взбежал на второй этаж. На условный стук дверь сразу распахнулась, Сивый втащил его в комнату.
– Ты че! Совсем тормоз? Че приперся? Канать надо, а не сходку устраивать.
– Так мне Мокруха прозвонил – шухер, говорит.
– Это я его предупредил. Мне час назад Витька Мусор звонил, дал маяк – наши толстопузые прокололись. Ментура готовит облаву. Я вон уже сидор собрал, обрываться буду.
– И куда намылился?
– Свою тачку оставляю: слишком приметная она у меня. Возьму соседскую, такой рыдван раздолбанный, никто его не остановит. Поеду к одному своему бывшему корешу, там припухну. А ты че делать будешь?
– Я свою тачку не оставлю. Сейчас за город махну, у меня одна серячка есть, пригреет.
– Ты че, Димон, совсем не сечешь поляну? Я тебе как корешу говорю: бросай свою тачку. Ты же центровой, да еще мокрушник! Если нарисуешься, ментяги тебя в момент повяжут. А там сам знаешь – ментовская контора, казенный дом… Да не факт, что в крытке отсидишь. Могут запросто тебе ласты завернуть.
