Александр Борисович еще утром, часу так в восьмом, предложил Меркулову свой вариант. Суров звонит не кому-нибудь, а Олегу, и спрашивает его, что там у них вчера за сыр-бор случился? Если ничего на самом деле не было, а происшедшее – обычная, правда, и непонятная провокация Лысова, Олег так и ответит: мол, побегали, пошумели и спать легли. Ну так им, дуракам, и надо, отвечает Суров. И весь сказ. Некогда мне пустяками вашими заниматься. Я деньги делать должен. А если все же что-то случилось, этот Олег, недалекая натура, начнет юлить, вертеться, хитрить, чтобы успокоить и затащить на расправу.
Меркулов поговорил с Суровым и сказал, что тот сейчас ни на что серьезное не способен. Ночь на него плохо подействовала – совсем расклеился мужик. Придется подождать.
Выяснять теперь, где находится Лысов, приходилось Турецкому. Но разговор должен был состояться в районе трех дня. А ждать и думать, что сейчас делает этот отставной генерал и какие черные мысли бродят в его башке, задачка не из легких. И окончательное ее решение зависело исключительно от успеха меркуловского вояжа в заоблачные высоты. Фигурально выражаясь.
Меркулов приехал в первом часу дня. Прошел в кабинет, держа под мышкой портативный видик, выданный ему грязновскими специалистами. Кивком позвал Турецкого к себе. Разделся, сел за стол, стал медленно протирать очки. Господи, надо же уродиться этакой занудой!
– Мы получили «добро», – родил он наконец. Но спокойно, как протирание очков.
– Приятно слышать. А на что?
– Будем в дурачка играть? – ласково спросил Меркулов.
– Зачем? Ты мне лучше выдай санкцию на арест и обыск, а потом сиди себе вспоминай и тихо радуйся: ах, какой я славный!
– Не хами. Санкцию ты сейчас получишь и можешь отправляться. А где этот Лысов? Ты знаешь?
– Я ему позвоню и спрошу: Толян, друг, ты где? Я сейчас приеду и заарестую тебя, корефан! У меня с ним свидание в три. Надеюсь к этому времени управиться с Игорьком. Но будет очень смешно, если он в три часа сделает мне предложение встретиться с Белецким. Ты там, между прочим, друг и учитель, часом, не засветился со своей бандурой? А то я приеду, а меня уже с оркестром встречают: как же, как же, сам господин генерал… Мне, кстати, дадут новые погоны? Ты уточнял? Нет?
– Ой, ну почему мне такие мучения?! – едва не завопил Меркулов. – Ты можешь когда-нибудь перестать валять дурака?!
– Я, Костя, могу. Но что поделаешь, если ты упиваешься самим собой? И ничего не говоришь из того, что мне необходимо как воздух! Чем я смог бы оперировать в нужную минуту! На кого сослаться, в конце концов, черт меня побери! А ты сидишь, млеешь и наслаждаешься воспоминаниями. Не стыдно? Друг называется!
– Все? Ладно, слушай. Встреча была пятиминутной. Поначалу. Но когда он увидел кадры, где речь идет о нем, я подумал даже, что ему станет плохо. Но он досмотрел. Походил, подумал. Потом сказал помощнику, чтобы его ни в коем случае в ближайшие полчаса не беспокоили. И сказал, ну, ты знаешь, в своей, наступательной такой, манере: давайте все сначала. И полностью… Без купюр… Я ему на это возразил, что будет многовато. Как бы на час не растянулось. Если не больше. А он: ладно, начинайте, а там посмотрим. В общем, он просмотрел все. И повторял только одно слово, но часто. Знаешь какое?
– Ну?
– Гниды!
– Молодец. Голова у него варит. А чем закончил?
– Спросил: санкцию на арест этой публики выписывает генеральный прокурор? Я ответил, что да. Но имеют на это право и иные прокуроры, в частности и я, как его зам. Только всех арестовать не получится. Придется сперва изыскивать доказательства их вины в преступной деятельности. Он: а разве этого вам недостаточно? Я говорю, что нет. Там, где явные уголовные преступления, – это Белецкий, Лысов, думаю, что по тем же признакам пройдет и генерал МВД Ильин. А остальные, если не будут вскрыты новые факты, – это уже экономика. Ну а после этого я выслушал суровый приговор, который произнес Михеев, и подумал, что, будь он судьей на том процессе, всех бы приговорил к вышке. Вот такие пироги. Иди собирайся, я надеюсь, что ты не станешь действовать в одиночку?
– Да я бы как раз не хотел столпотворения. Трех оперативников более чем достаточно. Я сейчас звоню Славке, и они заезжают за мной. Мы с ним так договорились. А что касается Лысова, то после моего разговора с ним на свидание с генералом выезжает группа «Пантера». Хотелось бы, чтобы задержание двух этих волков произошло одновременно.
– Согласен. Иди оформляй постановление и оставь у Клавдии. Я подпишу. С Богом.
Турецкий вошел в вестибюль, осмотрелся и заметил, как ему делает приглашающий жест рукой мужчина, стоящий возле большого зеркала. Александр Борисович подошел и увидел, что мимо, не обращая на него внимания, прошли к лифту трое оперативников, дождались кабину и уехали.
– Он здесь. Семнадцатый кабинет. Этаж знаете.
– Больше никто из интересующих нас не появлялся?
– Пока нет, – и он равнодушно отвернулся.
Турецкий пошел к лифту и вознесся почти к самой вершине Белого дома. Пока ехал, еще раз прокрутил в памяти телефонный разговор с Лысовым.
Он, как ни странно, откликнулся сразу. Неизвестно, чей звонок ожидал. «Важняк» тут же предельно вежливо извинился за то, что побеспокоил раньше договоренного, но обстоятельства складываются таким образом, что появляется возможность, не очень приятная, к сожалению, сорвать назначенную встречу. Дело в том, что он вынужден срочно отправляться в Белый дом по поводу получения некоторых важных документов по делу Нечаева, которые ему подготовлены бывшими уже помощниками покойного вице-премьера.
Турецкий постарался сделать так, чтобы слов было как можно больше и все они соответствовали истине. Чтобы никак этот тертый чекист не обнаружил в его интонациях какую-то скрытую хитрость. Или трусость, для коей он ищет себе достойное оправдание. Самым подходящим был бы тон равенства. На «вы», правда, но и без особого почтения. Это пусть у него будут и панибратство, и покровительство, да и обычная наглость, свойственная людям подобного типа. И кажется, он клюнул. Если и были какие-то сомнения по поводу Сурова, то он вряд ли мог предположить, что Суров попросту сдал их властям как самых последних мошенников. И если какая-то запись все-таки велась, то, скорее всего, с целью дальнейшего шантажа. Вряд ли его опасения простирались дальше – он же все-таки не первый день знал Сурова и мог представить, на что тот способен, а что ему просто противопоказано.
Поэтому и бодрый, но не подобострастный голос Турецкого для него должен был звучать не вызывая тревоги. Следак хорохорится? Ну и пусть! Будет нужда – прижмем. А так – пусть служит. За деньги же!
И Белый дом, как оказалось, очень пришелся кстати. Вот в нем, прямо в вестибюле, у главного входа и была назначена встреча. Время? Ну давайте, чтобы не подводить друг друга, в четырнадцать ноль-ноль.
Турецкий был уверен, что получаса ему будет достаточно. Хотя сам он уже Лысову не понадобится, того встретят и соответственно проводят парни Кондратьева. Операция должна пройти спокойно. Не станет же отставной генерал отстреливаться! Хотя с него станется…
