– Погоди, не торопи меня. Время у тебя еще есть. А вот у меня маловато. Думал я, Леха, думал и решил предложить тебе чейнж. Обмен, значит, такой. Вот теперь слушай и соображай. Ты – мне, стало быть, а я – тебе. Но – в последний раз. Сечешь?
– Секу, давай, не тяни кота!
– Полину угробили, Алексей. И много тут твоей вины. Но я не о тебе сейчас. Ты мне называешь фамилии, кликухи и адреса тех, кто ее отыскал по твоей команде и сделал смертельный укол. А я их беру.
– Ну а мне какая польза? Ты вообще думаешь, что предлагаешь? Ты за кого меня держишь, Грязнов? За суку подзаборную?! За б…?
– Не заводись. Я не кончил. Главное – впереди. Так вот, я их беру, поскольку они ее убили. У меня на той хате ампулка хранится. С их пальчиками.
– Да меня твои заморочки, Грязнов, не…
– Вот именно, как и меня – твои. Поэтому, повторяю, я беру их, а не тебя.
– Это за что ж такая честь?
– А я тебя уже не найду. Потому что ты будешь в ближнем зарубежье. В дальнее не успеешь, визы нужны, то да се. А в ближнем ты уже к утру окажешься.
– Не пойму я тебя, Грязнов. Что-то темнишь. Знаешь что-то, ох, и хитрый ты ментяра!…
– Мы с тобой беседовали вчера? Я тебя спросил – ты мне ответил. Вот и считай, что я тебе, в свою очередь, любезность оказываю. Может такое быть между ментом и вором? Скажи другому – не поверит. А ты вот поверил. И я тоже. Так называешь фамилии?
– Так ведь базар не кончился. Что взамен?
– Сказал: твоя жизнь. Если не будешь тянуть.
– Вот так… – задумался Кистенев. – Я знаю, Грязнов, твое слово – твердое. Рискнуть, а? Ладно, пиши: Хомяк, Трехпрудный, семнадцать, квартира – третий этаж, крайняя налево. Валет, Третья Парковая, одиннадцать, квартира тоже такая. Водила тебе ни к чему. Он за рулем сидел. Только Хомяк с Валетом по «мокрому» еще не ходили. Это те, наверное.
– И тех проверим, и этих, Кистенев. Как их по-человечески-то зовут, а то они у тебя как собаки: Хомяк, Валет, лежать, дай лапу!
Кистенев неожиданно заржал.
– Ну ты воще! Во дает! Так оно и есть – кобели, кто ж еще! Запоминай, если надо: Хомяков Виталий, без отчества, оно ему ни на хрен. А Валет – он Витек Валетов. Отчества не знаю. Небось и не было никогда. Хомяка, если одеть, еще и бабам нравится. А тот, второй, – так, сявка. Но – злой. Смотри, яйца откусит, если не уследишь за ним. Ну что теперь, довольна твоя ментовская натура?
– Хорошо, а сейчас и ты слушай внимательно. Сегодня во второй половине дня твой дружок Анатолий Валентинович выписал тебе пропуск на тот свет. За то, что базлаешь много, за Полину, которую он на тебя вешает, за инициативу со сходняком. Словом, накопилось. Можешь меня не проверять – говорю железно.
– Я должен тебе верить, Грязнов. Такие шутки не шутят. Откуда знаешь?
– Сто процентов, Алексей. А дальше – моя игра.
– Ну и что советуешь?
– Он тебя будет убирать руками Круглого, так думаю. Между прочим, папашка этого Толи был начальником Пермлага. Что, говоришь, советую? Ты человек свободный, машину умеешь и сам водить, насколько мне известно. «Мерс» твой – машинка стоящая, я его видел. Бери барахлишко со всем необходимым и выезжай на кольцо – до Профсоюзной, а там вали направо, под мост и врубай до пола. Старая Калужка выведет тебя сама на Бобруйск. А это уже ближнее зарубежье. Дальше сам разберешься.
– Ну ты даешь, Грязнов, прям как маленькому, как сопляку какому объясняешь!
– А ты такой и есть, Леха, хоть и в законе считаешься. Отваливай, да поживее. Этому Толе «замочить» тебя, как, извини, на два пальца… Прощай, авторитет, надеюсь, никогда больше не встретимся.
– Ладно, и тебе спасибо, Грязнов. Оно, конечно, не все менты – суки! Иначе какая жизнь?…
И последнее важное на сегодня дело оставалось у начальника МУРа. Слава разыскал Юру Смирнова, который честно трудился вместе с Пустовойтом, и попросил – приказывать он не мог – созвониться с утра пораньше с востряковской милицией, выяснить, что у них имеется, поскольку эти мерзавцы, выполняя наезд, могли так обезобразить труп, что и мама родная не узнает. А мамы, кстати, и нет, это она сама говорила… И если все так, как предполагал Грязнов, пусть Юра берет свою подругу по Дому кино и везет ее в морг Первой градской на опознание.
После этого Вячеслав Иванович позвал Володю Яковлева, на свою голову засидевшегося на работе, положил перед ним листок с адресами двух кобелей – Хомяка с Валетом, и сказал, чтобы утром их уже допрашивали. Володя понял, кивнул, вздохнул и отправился к оперативникам…
РАСПЛАТА
Около полудня хорошо и спокойно выспавшийся Турецкий сидел в приемной Меркулова и легонько пикировался с Клавдией, укоряя ее в неверности, легкомыслии, но стараясь при этом не затрагивать болезненной возрастной темы. Он ожидал Меркулова, который с раннего утра обретался в самых высших сферах – где-то там, среди ангелов.
Есть ситуации, когда субординация становится едва ли не главным в служебных отношениях двух крупных руководителей. По идее, следовало перед путешествием в верха зайти к генеральному и поставить его в известность о полученных материалах. Но в памяти были слишком еще свежи факты, когда информация прямо с закрытого совещания у генерального прокурора поступала к нему же, из министерства, скажем. Один человек может промолчать, но не зря же немцы говорят, что там, где знают двое, знает и свинья. Слишком много глаз и ушей, слишком много всякого рода помощников, каждый из которых в борьбе за близость к руководящему телу может пожертвовать таким золотым качеством, как молчание.
И к тому же после посещения председателя правительства Турецким, а затем встречи этих же персонажей у свежей могилы уровень общения, если так можно выразиться, спустился с руководящей ступеньки на ступеньку пониже – профессиональную. Появился такой нюанс. И им грех было не воспользоваться.
Короче, Меркулов созвонился с Михеевым и попросил выделить ему в ближайшие час-два пять минут для сверхважной и секретной информации по делу об убийстве Нечаева. Михеев не хотел ломать установленный распорядок и всячески искал возможность проникнуть в секрет без затраты специальных усилий. Его можно было понять: день расписан не по часам, а по минутам. Константин Дмитриевич еще одно условие выдвинул: никто не должен знать заранее, что он посетит премьера. Желательно некоторое время и после. А почему – это станет ясно во время краткой встречи. Когда Михеев уже готов был согласиться на четыре минуты, Меркулов поинтересовался, есть ли в кабинете председателя видеомагнитофон или надо будет привезти свой? Председатель едва не взорвался: вы что, кино мне собираетесь показывать?! Но Костя, заместитель генпрокурора, сумел успокоить, объяснив, что это, собственно, и есть самый секретный материал. Уломал. Михеев назначил без пяти десять.
Если это действительно так, думал между тем Турецкий, а пять минут разговора истекают ровно в десять, то где Меркулов? Уж не счел ли он самого себя группой захвата и не решился ли лично взять господина Белецкого? Тем более что рабочий кабинет Игоря Юрьевича оказался почему-то тоже в Белом доме. Интересно, по какой причине? А может, его просто потянуло, так сказать, на родину, в тот кабинет, который он занимал в девяносто третьем году и откуда трусливо сбежал в плащике швейцарского грузчика? Но как бы там ни было, а разведка доложила: в десять утра господин Белецкий вошел в лифт в вестибюле Белого дома и поехал на свой этаж. Рядом с ним никого из важных персон замечено не было. Это значит, что Лысов, к примеру, огорченный обманом Сурова, так и не появившегося в «Солнечном восходе», вполне мог заниматься розыском предателя-коммерсанта. Что наверняка так и было.
