– Так точно, Константин Дмитриевич. Ожидает команды.
– Отлично. Какие вопросы еще открыты?
– У меня, если позволите, Константин Дмитриевич, – поднялся Борискин.
– Я же сказал, сидите. Что у вас?
– По Лысову. Ну, основные вводные вам известны, сорок третьего года рождения. Родители умерли. Отец, в частности, был начальником Пермлага. Сам закончил юрфак МГУ, затем взят на работу в органы. Прошел от опера до замначальника Следственного управления КГБ. Последнее звание генерал-майор госбезопасности.
Турецкий совершенно неприлично присвистнул и на строгий взгляд Меркулова ответил:
– А я его по собственному разгильдяйству до полковника понизил! То-то его корежило! А я сообразить не мог.
Все смеялись.
– Продолжаю, – сказал с улыбкой Борискин. – Уволен в восемьдесят девятом. Помните, уже чистка начиналась. До девяносто третьего жил на пенсию. Во всяком случае, иных сведений нет. После октября того же года вступил в МГКА, работал в группе адвокатов, защищавших гэкачепистов. В начале следующего года стал заведующим отделом концерна, в котором числится и сейчас. Но, похоже, выполняет совсем иные функции. Вот в таком разрезе.
– Простой советский чекист, – подытожил Турецкий. – В меру грамотный, излишне самоуверенный. Предпочитает «тыкать» собеседнику. Не терпит возражений. Характер нордический.
– Ага, – добавил Грязнов, – наводит шорох на московских авторитетов. Те его как огня боятся. Видать, есть за что. К тому же охотно выполняет роль посредника между заказчиком и исполнителем.
– Благодаря чему заказчик может чувствовать себя в относительной безопасности, – закончил за Грязнова Турецкий.
– Смотрю, вы все знаете, а он до сих пор на свободе? – удивился Меркулов. – Я вас не понимаю, господа.
– А ты же нам только что крылья обрезал, – возразил Александр Борисович.
– Я обязан это делать. А вы в свою очередь обязаны слушать и поступать так, как следует. Это хоть понятно?
– Еще как! – почти хором ответили Грязнов с Турецким и, перемигнувшись, рассмеялись.
Вот тут и поступил Константину Дмитриевичу сигнал, что Суров прибыл.
Появившийся Женя быстренько подключил к меркуловскому телевизору специальную приставку, принес из суровской машины свою хитрую аппаратуру, после чего включил все, что нужно, и тихо удалился в приемную, где Клавдия поила его чаем с пирожными.
Конечно, это была не студийная передача. Запись шла сразу по трем каналам, и с помощью пульта нужно было все время варьировать, выбирая необходимую запись. Позже можно будет все три дорожки разогнать по отдельности, но пока для этого не было времени. Женя обещал все сделать к утру. Аудиозаписи даже и трогать боялись.
И тем не менее съемка была грандиозной. Все в буквальном смысле уткнулись носами в экран. Суров сидел чуть в стороне, комментируя отдельные моменты, называя фамилии и должности участников беседы.
Первой решили посмотреть пленку, снятую в предбаннике. Она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Все, конечно, знали о финансовых махинациях, представляли и их объемы, и гонорары посредников. Но чтобы счет шел на миллионы тонн и миллиарды долларов, о которых рассуждалось, как о нормальных вещах, такое как-то не укладывалось в голове. Меркулов сидел, сжав виски ладонями, как лошадь, на которую надели шоры, и неотрывно глядел на экран. Короткая перепалка между заместителем начальника штаба МВД и Белецким, видно, добила его окончательно. Он тяжко вздохнул и пробормотал:
– Кто ж нам поверит?… Чтоб до такой степени…
Вторая дорожка практически ничего не дала: в своем номере появился Игорь Полушин, первый помощник Президента России, быстро разделся и исчез. Дальше запись шла впустую.
Зато третья камера, поставленная в номере Белецкого, выдала такую информацию, что даже тертый и битый Грязнов почувствовал себя крайне неуютно: обладание подобным материалом было уже не просто опасным, оно было гибельно.
Записи кончились. Позвали Женю, и Меркулов спросил, сколько потребуется времени, чтобы привести материалы в надлежащий вид и сделать необходимые копии. Об аудиозаписях пока разговор и не поднимался: уже можно было себе представить, что там имеется, помимо воплей и стонов обслуживающего персонала. Их решили сразу готовить, без предварительного прослушивания.
Женя обещал все закончить к утру. Но для этого требовалось соответствующее техническое обеспечение, а в институт ехать было поздно, да и отпускать Женю с такими материалами мог только сумасшедший. То есть тут – категорическое нет. Выход предложил Грязнов: экспертно-криминалистическое управление ГУВД. А если с ходу задействовать Иосифа Ильича, который некоторым образом в курсе этого дела, то с помощью опытного эксперта-криминалиста, на которого действительно можно положиться, как на самого себя, дело выгорит. На том и порешили.
Грязнов тут же созвонился с экспертом, предупредил, что работа надолго, а следом вызвал своих оперативников – во избежание ненужных случайностей, – коим и поручил Женю со всем его имуществом доставить на шестой этаж главного здания на Петровке, 38, где и располагалось ЭКУ.
– Не мне вам говорить, что все, о чем нам стало известно, – сказал Меркулов, пристально оглядев своих товарищей, – имеет особую государственную ценность. Поэтому о полнейшей секретности и не напоминаю. Любая утечка в этом направлении чревата самыми неожиданными и страшными последствиями… Значит, следующий шаг у них – разрубить тандем Михеев – Потапов. Надо будет, друзья мои, завтра же подготовить видеоматериал, где речь идет о Михееве, а я постараюсь пробиться с ним к Виталию Сергеевичу. Других путей пока не вижу. С президентом, вынужден констатировать, ничего не получится, он озвучивает, похоже, чужие идеи и очень редко прорывается со своими. Его, как вы, вероятно, убедились, обложили помощники со всех сторон. И вот еще что меня заботит: вы абсолютно уверены, что они – там – не найдут, хотя бы случайно, наших записывающих устройств?
– С этой публикой, особенно с Лысовым, я ни в чем теперь не уверен, – мрачно заметил Турецкий. – Это – профессионал. И специализация его лично у меня больше не оставляет никаких сомнений. Смотри-ка, он даже воровских авторитетов сумел подмять и заставить служить своим целям… – Он взглянул на Грязнова: – Теперь понимаешь, где мы найдем Полину? Обошли-таки нас с тобой, старик… Но заметь, прав-то все же я: ревность ревностью, однако Белецкий не может, не умеет подчиняться человеческим чувствам. У него их просто нет. Он живет в другом измерении. Согласен? А вот физиологии – с избытком.
– Куда теперь денешься!… – пожал плечами Грязнов. – Я бы хотел дать совет всем, задействованным в этой операции: проявлять в ближайшие дни максимум осторожности. Это же касается и ваших семей – у кого есть, конечно, – и даже в большей степени, чем вы думаете. Если, не дай Бог, произойдет утечка, а это не могу исключить, поскольку мы же не запираем материалы в меркуловском сейфе, а работаем с ними, будем их показывать, как сказал Константин Дмитриевич, Михееву, генеральному прокурору, никуда не денешься и от министра внутренних дел, и директора ФСБ, а все это – возможные эмоции, доверенные лица, помощники… словом, если такое случится, мужики, прячьте свои семьи. И сами мы, но они в первую очередь, станут предметом жесточайшего шантажа. Я все сказал и, с вашего разрешения, хочу удалиться, дел, как вижу, становится невпроворот. Саня, обязательно жду твоего звонка. Сразу, как освободишься. Это – личное, – объяснил всем, закрывая за собой дверь.
